Девичьи сны (сборник)
Шрифт:
– Вы в город, Георгий Петрович? Садитесь, подвезу.
Машина едет вдоль штакетников, за которыми дремлют в вечерней тишине стандартные домики научного городка. Осторожно прижимается к обочине, пропуская стайку велосипедистов, девочек и мальчиков-подростков, – они катят, звонко перекликаясь и смеясь.
– Боюсь велосипедистов, – говорит Волков-Змиевский. – Какие-то они все бесшабашные.
Круглов, сидя рядом с ним, задумчиво смотрит на дорогу. Пустынное шоссе летит сквозь хвойный лес, слабо отсвечивая дальний свет фар, кажущийся ненужным: еще не стемнело.
– Музыка не помешает?
– Нет. Пожалуйста.
Волков-Змиевский крутит рукоятку радиоприемника. Обрывки новостей, громыхание рок-ансамбля, пестрая разноголосица эфира – и вдруг очаровательно-лукавый женский голос: «Нет, нет, нет, нет, нет, нет, я вас любить не ста-ану, коварных ваших глаз не верю я обма-ану».
– «Не верю я обману», – тихонько подпевает Волков-Змиевский. – Чудо, как хорошо поет Бэла Руденко. – Он взглядывает на молчаливого спутника. – Что-нибудь случилось, Георгий Петрович? Очень вы мрачны последнее время.
– Виктор Андреевич, – не сразу отвечает тот. – Надо закрыть мою тему.
– То есть как? – Волков-Змиевский посерьезнел. – Не понимаю вас.
– Чего тут не понимать. Надо закрыть.
– Ваша тема не может быть закрыта. Тем более что получены обнадеживающие результаты в исследовании внутриклеточной сигнализации.
– Видите ли… Остается без ответа один вопрос… простой, в сущности, вопросик: зачем?
– Что – зачем?
Круглов глядит на поселок, через который идет машина. На площадке перед домом-пятиэтажкой гуляет свадьба: наяривает гармонист, танцуют девушки и парни, плывет невеста, вся в белом, в объятиях черноусого жениха, и разгоряченная выпивкой тетка с башнеобразной прической кружится, хлопая в ладоши и взвизгивая: йих, йих!
– В общем, прошу вас, Виктор Андреевич, закрыть мою тему. Заявление об увольнении я подам вам завтра.
При въезде в город Круглов просит остановить машину у первого телефона-автомата. Прощается с озадаченным Волковым-Змиевским, выходит. Набирает номер.
– Костя? Добрый вечер.
– Добрый вечер, отец, – отвечает Константин Рогачев, спортивный мужчина лет тридцати семи. – Хорошо, что ты позвонил. А то я не могу до тебя… Что? Ну ты забыл, отец: мы с Ритой уезжаем в Алжир.
У него в комнате, и верно, следы сборов: раскрыты чемоданы, на тахте и креслах раскидана одежда. Магнитофон извергает бодрящую музыку. Из второй комнаты входит Рита, эффектная загорелая блондинка, в сопровождении колли в роскошной рыже-белой шубе.
– Костя! – обращается к мужу Рита. – Не занимай телефон, сейчас должны звонить Мурзаковы.
– Да, в Алжир, – продолжает Константин Рогачев. – Я говорил тебе. А? Буду работать в аппарате экономического советника… На три года… Что?.. Ну как это – зачем? Интересная работа, хорошие условия… Спасибо, отец. Ну, желаю тебе… Что? Адрес Миши Черемисина?
– Костя, кончай разговор!
– Где-то был записан, – говорит Костя в трубку, – но понимаешь, сейчас я вряд ли… у нас тут сборы полным ходом… Что?.. Н-ну, хорошо, – он недовольно морщит лоб, –
Он кладет трубку рядом с аппаратом, открывает cекретер, встроенный в стенку.
– Костя, – сердится жена, – ты с ума сошел! Мурзаковы должны звонить, они же должны забрать Енисея!
– А что я могу поделать? – Костя роется в бумагах, записных книжках. – Отцу срочно понадобилось…
– То годами не звонит, а то вдруг ему понадобилось что-то, так вынь да положь!
– Тише, тише! – Костя кивает на трубку.
– Еле уговорили Мурзаковых взять собаку, а когда их ждешь, он занимает на час телефон! Ты что, не знаешь их? Психанут и не приедут!
– Подсократись, Рита, – роняет Костя, продолжая листать записные книжки.
А она раздраженно сбрасывает с кресла одежду, кричит:
– Бесчувственный чурбан! Если Мурзаковы не приедут за Енисеем, я никуда не поеду! И уйду от тебя, так и знай!
Енисей лежит у ее ног, узкую умную морду повернув к Константину и глядя как будто укоризненно.
Наконец Костя нашел нужную запись. Говорит в трубку:
– Отец, слушаешь? Вот Мишин адрес, записывай: Карабурун, улица Сокровищ моря, двенадцать. Да, Сокровищ моря. Номера квартиры нет. А? Да нет, никто не кричит. Это… магнитофон у нас играет…
Карабурун был некогда построен на месте древнегреческого поселения на скалистом берегу Понта Эвксинского. Это живописный курортный городок, в котором белые дома под черепичной кровлей, рассыпанные по склонам зеленых холмов, славно соседствуют со старинными – кажется, генуэзскими – сторожевыми башнями.
Улица Сокровищ моря – на самой верхотуре. Тут стоят домики, сложенные из ракушечника, и дом № 12 ничем не отличается от соседних: у него такая же широкая веранда, оплетенная вьюнком, такой же небольшой сад (непонятно, как прижились деревья и кусты на каменном склоне горы) и такая же, конечно, торчит над черепицей телевизионная антенна.
Отсюда, сверху, видна вся бухта, огромная синяя ширь, сливающаяся с небом. Сейчас вечереет, западная часть горизонта – в пламени и золоте.
А в саду дома № 12 сгущаются сумерки. Михаил Черемисин, серьезный человек лет сорока, в очках, только что кончил поливать деревья, уложил шланг. Поднимается на веранду, зажигает свет. Говорит загорелому мальчику лет тринадцати в трусах и сандалиях на босу ногу:
– Лето проходит, а ты ни одной книжки не прочитал. Днем пропадаешь на пляже, вечером от телевизора не оторвать. Я недоволен тобой, Игорь.
– Я прочитал! – возражает мальчик.
– Что ты прочитал?
– Ну я не помню название. Фантастика! Там на другой планете происходит…
На веранду из кухни выходит Ася, жена Черемисина, с подносом в руках, накрывает на стол.
– На другой планете, – морщится Черемисин. – Если и читаешь, так непременно чушь, ни уму, ни сердцу.
– Петя Карпенко мастерит в кружке, в Доме пионеров, что-то по радиотехнике, – говорит Ася. – Сын Шурочки Грекиной шахматист. А ты сидишь у этого сапожника и слушаешь его глупые байки.