Девочка для шпиона
Шрифт:
Петров потупился, чтоб глаза не выдали его истинных чувств.
— Сделайте свиданку, проститься с ней хочу.
— Во время следствия трудновато разрешение получить…
— Да знаю я! Только не для вас, «важняк» по всей России.
— Ну хорошо…
— Подождите обещать! Задачка для вас сложная будет.
— Почему?
— Не хочу в тюрьме с ней встречаться!
— Ну, мил человек! — сокрушенно развел руками следователь. — Не в «Савой» же мне тебя везти, в номер люкс!
— В «Савой» не надо. А
— Может, еще и ключ от сейфа дать, где твое дело хранится?
Петров хмыкнул:
— Дело не надо. Только решайте сами. Даете свидание — после сразу показываю, где схоронение. Не даете — шукайте сами. Никто, кроме меня, не покажет. Виданое ли дело — самому себе могилу рыть!
— А ты что же?
— Я, гражданин следователь, так думаю, что вы укажете: мол, содействовал завершению следствия, раскаялся. Я правда раскаялся. К тому же невеста беременная придет. А по делу я мелкая сошка.
— Ладно, посмотрим, — сказал следователь. — Может, что-нибудь и получится.
Константин Петров чувствовал, что Турецкий клюнул на приманку.
А вечером в камере произошел инцидент. Кто-то из сидельцев отозвался о Косте нехорошо. Петров начал драку и сломал обидчику челюсть. За это его посадили в карцер. Там в знак протеста Константин полоснул себя бритвой по животу. Резанул размашисто, с боку на бок, но внутренних органов не задел. На следующий день Турецкий приехал в больницу.
— Что же ты, Костя?!
Тот, перебинтованный, еле ходит по палате, весь скрюченный. Но глядит бодро.
— Че вы переживаете так, Александр Борисыч? Или повиданку с Людкой даете?
— Даем. Только как же теперь?
— Да это ничего. Денька через три шов затянется чуть — и можно ехать. Тут недалеко…
Наверное, если бы Константин Петров знал, под каким конвоем его повезут на свидание, он вряд ли отважился на то, что совершил. Собрали оперативников — мастера спорта по бегу, мастера спорта по самбо. Константина везли в наручниках. К нему приковался наручниками высоченный — метр девяносто пять — оперативник.
— Сейчас свидание, потом — кладбище! — потребовал Петров.
Свидание должно было состояться в опорном пункте охраны порядка на первом этаже большого двенадцатиэтажного дома.
Увидев, куда его ведут, Константин сморщился:
— Все равно подлянку суете, граждане начальники! Не в камере, так в ментовке мне с милкой прощаться придется!
Вячеслав Грязнов был старшим на этом мероприятии. Он возразил Петрову даже с некоторой обидой:
— Ну ты даешь, Костя! Привередлив, как черная шмара с перехода на Маяковского! Следователь и так пошел на нарушение, когда свидание тебе разрешал!..
— У нас с ним чистая сделка. Баш на баш! Ну да ладно, парашей не будет нести да хлоркой — и на том спасибо!
Через
Все мастера спорта и двухметровый оперативник с Грязновым находились в комнате. Двое водителей сидели на лавочке у подъезда для подстраховки. Окно зарешеченное. То есть деваться Косте было совершенно некуда.
Они бросились друг к другу. Вернее бросилась одна Людмила, а скованный, да еще прикованный к напарнику Грязнова Костя сделал лишь короткое встречное движение.
— Что же ты наделал, шалопу-ут?! — с места в карьер завыла Людмила. — Маленький еще не родился, а уже сирото-ой будет!..
Костя неловко, мешали наручники, гладил ее по плечу и говорил виноватой скороговоркой:
— Ну че ты? Ну че ты каркаешь сразу?.. Еще, может, суд снисхождение даст. За содействие. Ну! Правда, граждане?
Он смотрел на оперативников полными слез глазами, в которых читалась немая просьба: мол, подтвердите, баба места себе не находит!
— Ну, в общем, конечно, — сказал, откашлявшись, двухметровый оперативник. — Вот и свидание опять же как поощрение…
Его слова не убедили Тетенькину. Она висела на плече у Кости и орошала его пеструю рубашку слезами. А Костя стоял к ней немного боком, стараясь не задеть Людин живот твердыми браслетами наручников. Потом взмолился:
— На пару минут хотя бы снимите браслеты! Вас тут четыре лба — куда я денусь?!..
Оперативники посмотрели на Грязнова. Решать ему. А он не мог решить, что делать. Вячеслав полагался на свой опыт, опыт подсказывал ему, что слезы Тетенькиной и слезы Петрова не наигранные. Преступники, особенно жестокие, люди нередко сентиментальные. К тому же повод для слез более чем обоснованный: как бы ни сотрудничал со следствием Петров, если приложил к убийствам руку, скорее всего светит ему смертная казнь. Этого, может, не знает Тетенькина, но догадывается, что не расстрел, так срок на полную катушку хахалю обеспечен. И она выла по-звериному, не жалобно, а — тоскливо. Оперативники отводили глаза, с досадой думали: во дает, как над покойником.
Грязнов махнул рукой:
— Ладно, снимайте! Но только на десять минут.
Наручники отомкнули, отстегнулся от Петрова рослый оперативник.
Несчастные влюбленные тут же сплелись в полноценных объятиях, так что видавшие виды оперативники старались не смотреть на эту душераздирающую сцену.
Людмила обнаружила свежие бинты на Костином животе и заголосила пуще прежнего, а Костя гладил ее по плечам и успокаивал:
— Ну не реви так, Людка, не рви душу! После суда того… распишемся, чтоб ребенка в случае чего байстрюком не обзывали…