Девочка Эмина
Шрифт:
– Я отгоню машину и вернусь за тобой. Замолчи, Диана!
Я снова разозлила его.
Но он вернется. И мы вместе найдем мою маму.
Незнакомые руки заносят меня в лифт. Мужчина молчит, я тоже притихла. Кто этот человек?
Его друг? Или сообщник? С чего я вообще решила, что Эмин появился в моей жизни с добрыми намерениями?
– Так тебя зовут Диана?
Я вздрагиваю от вопроса. Хочется вжать голову в плечи – я совсем не защищена.
Качаю головой – Диана.
– Меня
Молчу.
– Как себя чувствуешь? Голова не кружится?
– Просто… ужасно, – удается шепнуть.
Мы оказываемся в квартире. Меня кладут на мягкую поверхность, но я даже не могу разглядеть лица того, кто меня раздевает. Только паника захлестывает с новой силой, и я принимаюсь вырываться. Чужие прикосновения вызывают страх.
– Руки убрал. Я сам. Не прикасайся к ней, друг.
Я откликаюсь на этот голос. Металлический. Подавляющий. Голос Эмина.
Незнакомец отпрянул от меня с бешеной скоростью.
В глазах его «друга» показался страх. Такой, что теперь он никогда не прикоснется ко мне. Даже под угрозой смерти.
Эмин слово сдержал – он вернулся за мной. И тут же принял из рук своего друга. Вот такую – обмотанную в кровавую простыню – принял меня.
– Сейчас я тебя искупаю. Будешь сопротивляться – искупаю насильно, – предупреждение, не иначе.
Шмыгаю носом. Его сильные руки раздевают меня. Не хочу насильно, пусть делает что угодно, лишь бы снял боль. Ему хочется верить, даже если нельзя.
А я точно знаю – ему верить нельзя. От таких бежать нужно, а не верить.
Эмин понес меня в ванную. Оголил бледную кожу. Положил в мешок красно-белую простыню.
И начал мыть.
В некоторых местах его прикосновения будто не доходили до нервов – я не чувствовала его рук. Горячая вода уносила слезы. Я старалась не открывать глаза, но когда открывала, то видела очертания смуглых рук на своей белой обнаженной коже.
На груди.
На животе.
На бедрах.
На шее. На шее было страшнее всего. Особенно когда Эмин чуть сжимал на ней пальцы, чтобы отмыть кровь. Я задыхалась под его грубыми движениями, которые сминали мою кожу, как пластилин.
Еще недавно родительский дом был для меня всем. А теперь приходится подчиняться безумцу, которого я едва знаю. Стоять голой перед ним в душе. Не сопротивляться его грубым рукам. Видеть его хмурый взгляд, когда я стону от боли.
И быть послушной, чтобы больше не получать пощечин.
– Можно… хватит? – тихая просьба.
Эмин недовольно поджимает губы. Кровь еще кое-где осталась, но я едва стою на ногах. Он видит это и меня щадит.
– Где моя мама, Эмин? Кто такой Анархист? Откуда ты его знаешь?
– Много вопросов, Диана. Ты все узнаешь позже.
В махровом полотенце становится
Но Эмин и не думал оставлять меня в покое.
Через несколько секунд губ коснулось холодное стекло.
– Пей. Обезболивающее. Тело нужно обработать.
Янтарная жидкость тотчас же обожгла горло. И губы. Меня не просили пить. Мне приказывали. Наклонили голову и вылили жидкость в рот, заставляя откашливаться.
– Мне кажется, я сейчас умру, – из глаз брызжут слезы.
Так больно не было никогда. Я даже не помнила, как те отморозки задели мое плечо ножом, пытаясь избавить от одежды. А теперь я чувствовала эти раны.
Его жестокие руки касались их и совсем меня не щадили. Обрабатывали, забинтовывали. Быстро и совсем не нежно. Хладнокровно. Как хирург, которому приходилось в день зашивать десяток ран.
– Только с моего позволения, Диана. Все, что принадлежит мне, погибает с моего позволения.
Не придаю значения его словам.
Да и в приступах боли разве есть дело до этих жутких значений?
Пусть хоть в собственность меня пишет, лишь бы боль снял и маму вернул.
А он вернет? Эмин знает этого Анархиста-старшего, что похитил маму. А кто тогда младший? Неужели у такого подонка, что разрушил мою жизнь в одночасье, есть дети?
Все закончилось. Андрей вошел в комнату лишь тогда, когда Эмин накрыл мое измученное, перебинтованное и измазанное лечебными мазями тело.
– Что Анархисту скажешь?
– Следов много оставил. Жестил от души. Менты не дали закончить, насиловал в лесу и там закопал. Живой.
Металлический голос. Жестокий. Он говорит обо мне.
– Вот черт, даже у меня мурашки пробежали, – смеется Андрей, – ему понравится твоя работа. Но все равно разозлится, что труп не увидел.
Я зажмуриваюсь.
Мамочка, что происходит? Кто же он такой – этот Анархист? Сам дьявол во плоти?!
От слов Эмина становится страшно. И его рука, до этого лежавшая на моем животе, становится невыносимо тяжелой. Я хочу скинуть ее от отвращения.
Его слова были жестокими и пугающими. Словно он действительно мог это сделать со мной. Изнасиловать. Убить.
Я начинаю сопротивляться, но в следующую секунду меня прожигает новая боль. От его хватки – жесткой и сильной. Челюсть свело от его пальцев – так сильно за щеки схватил.
И глазами впился:
– Я предупреждал, Диана! Не будешь послушной, грохну.
Серые бездушные глаза впились в мои. Глотаю воздух, как рыба на суше. Я никогда не встречала таких жестоких мужчин.