Девочка и олень

Пашнев Эдуард Иванович

Девчонки при его приближении торопливо натягивали одеяла до самых подбородков, а оказавшись за его спиной, быстро поворачивались, устраивались поудобнее.

Марат подошел к раздвижной стеклянной стене и некоторое время смотрел на море, ожидая, когда можно будет обернуться. Несильно, словно нехотя, он толкнул обе створки в боковые пазы и замер в пустоте прямоугольника на фоне моря.

— Ну, о чем мы будем сегодня разговаривать? — мягко спросил он.

— Об отъезде, — сказала Люда, и в голосе

ее прозвучали неподдельно печальные нотки.

— Марат Антонович, вы остаетесь еще на один срок? — спросила Оля. — Что вы без нас будете делать?

— Скучать, — ответил он искренне и, оглядев палату, задержался на лице Нади. Ему были хорошо видны ее глубокие темные глаза. Она смотрела на него, подложив по-детски ладошку под щеку, и молчала.

— Марат Антонович, — продолжали расспрашивать девочки, — а вам с нами хорошо было?

— Хорошо, — сказал он.

Все обрадованно зашумели, а Надя и на этот раз промолчала. Она видела Марта немного сбоку, а за его спиной видела море и две черные скалы между берегом и горизонтом. Море светилось. Оно было вставлено в раму раздвижной стены вместо стекла, и его мерцание распространялось узкой полосой на полу и на потолке.

— А что вы будете делать с тем материалом, что мы собрали для седьмого номера нашей газеты? — спросила Оля.

— Да, — пожалел вожатый, — нам бы два дня, и мы выпустили бы еще одну простыню, — так они в шутку называли свою длинную газету. — Не знаю, что сделаю с вашими материалами. Скорее всего увезу в Москву и оставлю себе на память.

Девочки не возражали, а Марат подумал, что надо будет обязательно вырезать из выпущенных номеров «Артековца» рисунки Нади и забрать с собой.

— Марат Антонович, а вам нравится Милана Григорьевна? — неожиданно спросила Оля.

Все жадно прислушались, что он ответит.

Вожатый засмеялся:

— Это мне напоминает пресс-конференцию. Можно подумать, что я вернулся с Луны, а вы представляете разные газеты и задаете мне вопросы. Ну, что ж, я готов. Но давайте договоримся, на сколько вопросов я отвечу. Ну, скажем, я а пять, и мы разойдемся. Уже поздно.

— Нет, на десять, — возразила Оля.

— Ну, хорошо, на десять.

— А про Милану Григорьевну не в счет. Мы его задали раньше, — напомнила Оля.

И опять все замерли.

— Милана Григорьевна мне нравится так же, как и вам, — ответил вожатый и серьезно добавил: — Я рад, что и второй поток мы будем с ней работать вместе.

Девчонкам не очень понравился его ответ. Наступила пауза, во время которой они придумывали свои десять вопросов.

— Марат Антонович, а вы когда-нибудь собирали марки? — сказала Ира Апрельмай.

— Нашла о чем спрашивать, — возмутилась Рита.

— Целый вопрос испортила.

— Она всегда вперед всех выскакивает.

— Тихо, тихо,

дети мои. Я готов ответить еще на один лишний вопрос. Марки я собирал.

Он говорил с ними, как с детьми, а им хотелось задавать вожатому, с которым завтра, а некоторые послезавтра должны были расстаться, серьезные вопросы о жизни и слышать от него такие же серьезные ответы. А он стоял перед ними дружески-насмешливый, иронический. Обнимал себя за локти и слегка покачивался на каблуках.

Прошла минута, девочки молчали.

— Надя, задай ты, — сказала Оля.

Но Надя замотала головой.

— Ола! Надия, давай, давай! А? — заволновалась Гейла Пейдж.

— Марат Антонович, — решилась Оля. Вздохнула и сказала: — А значки вы собирали?

На какую-то секунду воцарилось недоумение, а потом девочки дружно рассмеялись. Не было у них серьезных вопросов.

Надя долго ворочалась. Другие девочки тоже не спали. Гейла Пейдж села на кровати, обняла подушку, прижала ее крепко к себе и оказала так, словно сделала важное открытие:

— Рита, пора! Надия, пора! Ола, пора!

Головы девочек взметнулись над кроватями.

— Что пора, Гейла?

— Все пора! Сари пора! — радостно ответила австралийка. Она соскользнула на пол и достала из тумбочки сверток с платьем.

— Ты что, влюбилась? — обрадовалась Оля.

— Влюбилась, — охотно подтвердила Гейла. — Я влюбилась, Ола влюбилась, Надия влюбилась! Все! Годится! — вспомнила она слово.

Девушка взмахнула руками и засмеялась, радуясь тому, что так хорошо выразила свою мысль по-русски. Оля спрыгнула на пол и подошла к австралийке, чтобы помочь развернуть сари.

— Что ты собираешься делать?

— Bombey, — ответила возбужденно Гейла и приложила один конец к плечам девочки из Павлодара. — Хочешь?

— Лучше ты сама, — оказала Оля.

Надя села на кровати и закуталась одеялом, словно ей вдруг сделалось холодно. Австралийка повернулась к ней.

— Надия, хочешь?

— Нет, что ты! — испуганно ответила Надя.

— Я хочу, — подбежала Ира Апрельмай.

— Девчонки, слышите, она хочет, — засмеялась Оля и, повернувшись к Гейле, сказала: — Лучше ты сама. Давай я тебе помогу. Это твое платье, лучше ты сама.

— Сама, я сама… Годится.

Вслед за тоненькой девушкой в белом платье из палаты высыпали на галерею все остальные и потянулись к лестнице, ведущей на крышу солярия. Девочки, подражая Гейле, завернулись в простыни, как в сари. Надя вышла, кутаясь в одеяло. «Я как черная ворона среди белых птиц», — подумала она.

Над крышами гулял ветерок, невдалеке внизу шумело море.

— Давайте не спать всю ночь, — предложила Люда.

— Вот отколем номер, — захохотала Ира Апрельмай.