Девочка и птицелет
Шрифт:
В нашей семье бульон с яйцом едят, только если кто-нибудь заболел, а обычно мы едим бульон отдельно, а яйца отдельно. Мама меня предупредила, что если яйцо выпустить в горячий бульон, то оно свернется, и поэтому нужно сначала смешать и взбить вилкой это яйцо в половине чашки холодного бульона, а потом вылить эту смесь в кастрюльку с горячим бульоном. Я все так и сделала и подогрела второе — жареную телятину. У папы во время болезни удивительный аппетит, он говорит, что чем у него выше температура, тем ему больше хочется есть.
Когда у меня все было готово, я нарочно уронила крышку от кастрюли на пол
Не успел папа пообедать, как пришла участковая врачиха Фаина Семеновна. Она измерила папе температуру, посмотрела горло, сказала, чтобы он и дальше принимал этазол и пил горячее, и велела ему три дня лежать в постели.
Когда ушла Фаина Семеновна, папа закурил, но сейчас же погасил папиросу и сказал, что курить ему противно, а это первый признак того, что он по-настоящему болен, а так как он по-настоящему болен, то к нему нужно проявлять чуткость и поэтому я должна его развлекать. Для начала "развлечения" он предложил сыграть в "буриме". Мы взяли по листику бумаги и карандаши.
— "Нету", — сказал папа.
— "Поэту", — ответила я и продолжала: — "Созвучья". Папа ответил на это:
— "Получше".
Мы записали эти слова и стали сочинять на них стихи. У папы всегда очень ловко получается буриме. В этот раз он так написал:
Новых рифм в помине нету Очень плохо быть поэтом. Все истрачены созвучья И похуже и получше.А я так написала:
Смешнее человека нету, Чем тот, кто хочет стать поэтом, Чтоб целый день искать созвучья. Быть химиком — гораздо лучше.Мы посмеялись сначала над тем, что он сочинил, затем над тем, что я сочинила, и стали играть в "типографию" — кто больше придумает слов из букв, заключенных в одном слове. Из слова "председатель" папа составил восемьдесят шесть слов, а я — двадцать семь. В "типографию" он всегда выигрывает. — Ну, а что у вас в школе? — спросил вдруг папа.
— Ничего, — ответила я. — Опять получила тройку по сочинению.
— Почему?
Я рассказала, что Елизавета Карловна задала нам на дом написать сочинение на вольную тему — кому про что захочется. Я написала сочинение, под названием "Золото и железо".
— Покажи, — сказал папа.
Я дала ему свою тетрадку, и он начал внимательно читать. Вот что я там написала:
"Из золота делают разные драгоценные вещи, например кольца. У моей мамы есть золотое обручальное кольцо. И когда я была маленькой, оно мне очень нравилось, а теперь уже не нравится. Лучше бы кольца делали из железа, потому что когда хотят узнать, богатое какое-нибудь государство или нет, то спрашивают не про то, сколько оно имеет золота, а про то, сколько оно вырабатывает железа, потому что именно железо — самый главный металл.
А золото, которое называют благородным металлом, фактически металл кровавый.
Мы с вами счастливые люди. Мы живем в новом, светлом, социалистическом мире. У нас хозяевами жизни, хозяевами страны являются не алчные хищники и стяжатели, а люди труда. В нашем новом мире все природные богатства, все достижения науки, техники, культуры служат народу, используются для того, чтобы жизнь людей становилась с каждым годом лучше, счастливее, интереснее, радостнее. Таков главный закон нашего светлого мира — мира социализма".
— Почему же тройка? — спросил папа.
— Елизавета Карловна сказала, что поставила бы мне пятерку, — ответила я, — так как тема моего сочинения правильная и оно идейно по своему содержанию, если бы я не списала конец из "Комсомольской правды". А мне никогда даже в голову не приходило, что Елизавета Карловна читает "Комсомольскую правду". И как можно запомнить, что где написано? Для этого все-таки надо иметь очень хорошую память.
— Оля Алексеева, — сказал папа, — это уже плагиат. Так ты, чего доброго, перепишешь "Белеет парус одинокий" и скажешь, что это ты сама написала.
На этом папа закончил нотацию, и мне показалось, что он совсем не огорчен моей тройкой. Мама мне это так легко бы не спустила. Папа попросил, чтобы я ему дала еще чаю с лимоном и коньяком и положила побольше сахара. Он всегда кладет в стакан по шесть, а то и по семь кусков сахара. Не понимаю, как может мужчина быть таким сластеной. А когда я ему дала чай, он отпил немного и спросил, хочу ли я послушать, какую новую статью он собирается написать.
По-моему, он немного притворяется, когда задает такой вопрос. Он отлично знает, что больше всего на свете я люблю слушать его рассказы о статьях, какие он только задумал. В такие минуты я им особенно горжусь. Это и в самом деле здорово: тысячи и даже миллионы читателей еще даже не догадываются, что будет такая статья, ее еще не напечатали машинистки, не набрали наборщики, еще не оттиснули на газетных листах огромные, постоянно спешащие ротационные машины, лесоруб, может быть, только срубил дерево, из которого сделают бумагу, а я уже знаю, что будет в этой статье. Это все равно что заглядывать в будущее. Хоть краешком глаза, а заглядывать.
— Эта статья будет называться "Существует ли любовь?", — сказал папа и искоса, чуть прищурясь, посмотрел на меня.
Я сделала безучастное лицо. Мне было страшно любопытно, потому что я сама часто задумывалась над этим вопросом, но я боялась, что вдруг папа раздумает и прекратит рассказывать, хотя бы потому, что статья, судя по названию, относилась к числу таких, о которых на афишах кинотеатров предупреждают: "Детям до шестнадцати..." Хотя, с другой стороны, газета это не кино, и ее может прочесть любой ребенок и даже первоклассник.