Девочка из книги отзывов
Шрифт:
Валя — так зовут героиню — идет в кино с тайно влюбленным в нее Сергеем. Когда они возвращаются, им навстречу попадаются двое. Они приближаются. Оба пьяны. Не так, чтобы не держаться на ногах, а чтобы хриплыми голосами петь что-то похабное под фальшивое треньканье расстроенной гитары. Это противно до тошноты, будто в лесу, пахнущем свежей хвоей, вдруг нечаянно наступишь в темное фиолетовое болото и, разворошив его запахи, поразишься, как могут они существовать в свежести душистого леса.
И всегда, когда эти парни приближаются, она ждет матерщины, гнусных словечек в свой адрес и привычно готовит себя к тому, чтобы не слышать, пропустить мимо ушей, застыть, не жить в эти секунды…
Тамара смотрит на сцену и чувствует, как обычное состояние таких минут в жизни овладевает ею.
Они приближаются, эти двое.
Они приближаются. Валя озирается, переводит с Сергея на них. Ждет привычного для нее. Тамара знает чего она ждет, она ждет отступничества. Этакого обаятельного предательства, ласковой мужской солидарности трезвого с подвыпившим. Ждет бессмысленных, полушутливых слов, посредством которых ее парень вступит в общение с ними, сделав вид, словно ее тут и нет. Он аккуратно проделает этот ритуал, скажет: гуляй, ребята, мимо! Или: братцы пожалейте, я трезвый! Или еще что-нибудь такое шутливое безразличное к ней и братски снисходительное к ним.
Тамара знает, что Вале это будет горько, но привычно, и что она тоже сделает вид словно ничего и не случилось. Хорохорясь покажет свое — «наше вам с кисточкой». И пойдут они дальше. Но где-то про себя, боясь признаться себе, Тамара ждет другого, и она знает, что Валя тоже ждет другого. Только этого не будет. А может быть будет? Нет, не будет, — думает Тамара.
Они прошли свой путь, те двое. Сергей разворачивается и резко бьет по лицу первого из них. Со злостью и с ненавистью к этой скотине. Валя убегает. Тамара вскакивает и, не помня себя, истерически хлопает. Крупные слезы текут по ее лицу, она их не вытирает и хлопает, хлопает. Рядом со мной и сзади нас хлопают другие девушки, очень похожие на Тамару, и глаза у них тоже блестят. Они в каком-то взвинченном, отчаянном состоянии. Им так мало надо, только, чтоб было хорошо, красиво, чисто, им так часто не хватает этого простого рыцарства парней…
По дороге из театра Тамара рассказала мне, что ей вспомнилось в тот самый момент. На следующий день она бы уже не рассказала. А здесь актриса сделала с ней то, что могут сделать только искусство и любовь. Тамаре захотелось рассказать все, ей надо было рассказать все.
Это было на первом курсе. Весной она познакомилась с одним из выпускников. Она и раньше его приметила, этого парня, когда смотрела встречи институтской баскетбольной команды на первенство вузов. Он был в очках, очень стеснительный и неловкий. Но потом, когда он вышел на площадку, оказалось, что он хорошо тренирован, ловок и быстр. Играл он, не снимая очков, и это казалось странным. Однако играл он не хуже других, а порой очень умно и хитро. Тамару по-прежнему увлекал «баскет», и она стала заниматься в институтской секции. Они встречались на тренировках. Игорь приходил раньше, снимал очки и тщательно протирал их. Тогда Тамара видела, какие у него круглые и выпуклые глаза. Потом он надевал очки, усаживался на низкую гимнастическую скамейку и смотрел на их тренировку. Он всегда носил с собой какие-то книги и клал их рядом. Потом они разговаривали.
Это случилось поздней весной. Первокурсники уже кончили занятия и собирались ехать на три недели в колхоз. А у выпускников начинались государственные экзамены
Тамара говорила, часто останавливаясь, сбиваясь, то возвращаясь к рассказанному, с массой подробностей, казавшихся ей важными, а вернее всего, помогавшими вспомнить важное и дававшими передышку.
Из колхоза Тамара вернулась в Москву и еще две недели провела у подруги на даче. Об Игоре она не думала в это время. Нет, конечно, думала, если честно говорить, но в потоке весны, чудного лета и общего счастливого состояния. В этот свой второй приезд Тамара зашла в институте в профком (тут она подробно рассказала о своих отношения с профоргом, а я знал, что она готовится перейти к главному и дает
Тут я понял, что начинается главное и, чтобы помочь Тамаре, сделал равнодушное лицо и стал смотреть на прохожих и на троллейбусы.
Выпускной вечер был очень хорошим, и Тамара представляла себе, какой будет их выпускной вечер, и было печально. (Она все-таки сделала еще одну передышку)
Она танцевала с Игорем и пела. Потом он ее угощал конфетами, и ей было приятно, что в числе тостов, сказанных деканом его факультета, был тост и за Игоря. В общем ужасно хорошо, и когда часов в двенадцать они с Игорем вышли в парк, то оказалось, что ночь такая светлая, как нарочно луна, белые стволы, и все неопределенно, и не поймешь Москва это или не Москва. На ней было белое платье, ночью белое выглядит тоже необычно. И тут Игорь поцеловал ее крепко и долго. Тамара ответила ему, и они пошли по дорожке. Он цепко держал ее под руку, вплетая свои
пальцы в ее пальцы. Они шли, говоря о пустяках. Потом Игорь обнял ее и еще раз поцеловал, опять долго, ей даже нехорошо стало, и сказал, что не худо бы посидеть, но скамеек кругом не было…
Потом она замолчала, а возле самого дома сказала: «Напрасно я вам все это рассказала».
Я выхожу на платформу Коломенское сажусь в пустой вагон ночной электрички. От яркого света белых ламп он кажется еще более пустым. Через пятнадцать минут Павелецкий вокзал… два с половиной года прошло со времени моей первой поездки. Смешная была девочка. (Все картины мне очень понравились…). Тогда искусство рябило перед ее глазами, и эту рябь она принимала за сущность. Теперь она поверяет искусством свою жизнь, задает ему вопросы… Искусство до такой степени наводит ее на размышления о себе, она так полно уходит в свои переживания, что и не различает порой качеств самого искусства. Ведь вот актриса набором маленьких жизненных точностей, рассыпанных по роли, подкупила ее, и Тамара не заметила слишком большой сделанности образа, душевного холодка. А сцена с пьяными, так потрясшая ее. Она не увидела, что актеры, игравшие пьяных, сделали из своего выхода концертный номер, вне стиля спектакля. Они «пережали», переиграли и очевидно разошлись с актером, игравшим Сергея, с его сдержанной и строгой манерой. Не заметила она ни излишней многозначительности, ни заурядности некоторых героев.
Но что из того?
Иркутская история для Тамары — сегодня самый лучший спектакль. Он вызвал в ней душевную сумятицу. Она примерила эту историю «на себя», определила «как надо» и «как не надо», поняла, что была права.
Она стала задумываться. И тянется теперь к искусству, которое уводит к раздумьям. О композиторе, которого чувствует, говорит без раздражения. Я и другие люди, которым он нравится, уже не кажутся ей заговорщикам решившими подурачить кого-то.
Может быть, она никогда не почувствует (не поймет — как она говорит) «пестрые» картины, возле которых спорят, и сонаты Прокофьева останутся ей чужды. Что из этого. Искусство для нее теперь желанно, в нем много неведомого и до конца его не познать. Но жизнь без него уже немыслима, это не жизнь — прозябание…
ПРОГУЛКА ПОСЛЕ ОПЫТА
…Приятно видеть, что собственно живопись возвращается в работы наших художников. И как всегда, хочется поблагодарить моего любимого М.Сарьяна!
Будет или не будет? Да идти нет?
А если будет, то что все это значит? Может быть, здесь какие-нибудь посторонние влияния? А если не посторонние влияния, то что это — причина или следствие?
Двое сотрудников возятся с пробирками. В пробирках — икра какой-то рыбы. Ее будут испытывать на «установке». Так называют ее сотрудники — «установка». Ничего грандиозного в ней нет, хотя ее электромагнит, сразу бросающийся в глаза своими тяжелыми, массивными пальцами, очень велик; все дело в электронике, которой, она набита. Не рассказывать, в чем сущность опыта. давно замечено, в пересказе неспециалиста теряется значительная часть научного содержания, да и важно сейчас другое: важно, чтобы вы заразились настроением, захватившим меня в те минуты. Знал я об опыте мало. Лишь то, что успели рассказать сотрудники за полчаса до начала.