Девочка из книги отзывов

Свободин Александр Петрович

Было замечено, что некоторые биологические организмы, помещенные в «установку», обнаруживают электромагнитные колебания. Их записывает движущаяся лента прибора.

Современная биофизика доискивается физического смыла процессов, происходящих в живой клетке. Не исключено, что электромагнитные силы, имеющие столь важное значение в природе и так универсально используемые человеком, что эти самые электромагнитные силы играют ню роль и в процессах, происходящих внутри клетки, внутри молекул, составляющих простейшие и сложнейшие живые организмы — от инфузорий до человека. В таком случае живая клетка — электрическая система

природы. Это возможно объяснит многие изменения, в клетке. Или хотя бы сделать еще один шаг к объяснению.

А может быть, все это не так, и электромагнитные колебания лишь результат каких-то отдельных процессов живой клетки или даже побочные явления? Или и того больше иллюзия экспериментаторов, что так часто случается в жизни… Что же отрицательный результат — тоже результат, по крайней мере наука будет знать, что в этом направлении ничего нет — пустота.

И это все, что знал я перед началом опыта.

Установка гудела. Поблескивали разноцветные термосы, гасли и зажигались глазки приборов. Двое сотрудников готовили пробирки с икрой; Икру взяли на различных стадиях после ее появления на свет. Через час, через полтора, через два часа и так далее.

Зачем? А вот зачем. В икре после того, как она оплодотворена, начинается процесс зарождения новой жизни. Вначале он идет медленно, как бы скрытно, потом обнаруживает себя решительнее. Биологи (эти двое в белых халатах были биологами) знали, что развитие зародыша начинается в пятом часу. И важно было проследить, сопровождается развитие оплодотворенной икринки электромагнитными процессами. А если сопровождается, то естественно было ждать, что икринки пятого часа дадут заметное усиление электромагнитной деятельности.

Опыт начался. Вначале для контроля в установку помещали пробирки с неоплодотворенной икрой. Представь себе, что эти икринки тоже дали бы заметные электромагнитные сигналы. Дело очень осложнилось бы. Пришлось выяснять, чем они отличаются от сигналов оплодотворенной икры, и ставить новые десятки, сотни, тысячи опытов. А еще могло случиться так, что сигнал неоплодотворенной икринки оказался бы сильнее, нежели оплодотворенной. Что было тогда думать?

Я и не заметил, как оказался втянутым в эту стихию напряженного ожидания.

Будет сигнал или не будет? «Хорошо бы не было, — думал я, — а от оплодотворенных икринок — был бы. И все так славно устроилось…» И я тянулся, тянулся взглядом к медленно ползущей ленте, боясь пропустить скачок кривой — в ту же точку смотрели биологи, смотрел профессор, смотрела молоденькая лаборантка, смотрел работавший здесь студент-практикант из университета, которому минут десять назад профессор выговаривал за плохой русский язык его диплома.

Мы сдерживали дыхание, красная кривая, выводившая эти зигзаги, казалась живой. Вдруг она сделала резкий скачок вправо. У меня сердце упало.

— Это стекло, — спокойно заметил профессор; он объяснил что это сигнал самой пробирки, а не ее содержимого.

Красная лента кажется мне ужасно красивой, красная лента танцует передо мной… Сигнала не последовало. Все облегченно вздохнули.

Менялись пробирки с неоплодотворенной икрой. Сигнала не было. Пошли пробирки с оплодотворенной. Сигнала тоже не было. «А вдруг и не будет? — думал я. — Значит, все впустую?»

Давно я не жил в таком напряжении. Сколько чувств испытывали мы за эти часы, сколько смен

настроений — от уверенности до страха перед неудачей! Сколько, должно быть, сомнений, колебаний мучило профессора, сколько различных гипотез мелькало в его мозгу!.. Ну, конечно, у работающих здесь эти переживания протекают как-то иначе, чем у меня. Для них это повседневность, одно звено бесконечной цепочки, требующей бесконечного терпения, но, может быть, это обстоятельство еще усиливает их волнение. Просто они на работе как на работе.

А красная лента все чертит свои зигзаги. Одна пробирка сменяет другую, приближается икра пятого часа после оплодотворения.

Будет или не будет?

Да или нет?

В пробирке икра пятого часа. Пробирку помещают в «установку». Наращивается сила магнита. Гудит. Движется бумажная лента, перышко выводит на ней красную линию. Скачок кривой вправо, но это уже знакомый сигнал стекла. Боже мой, боже мой, только бы было!

— Есть!!

Все разом повеселели. Друг на друга не смотрели, деловой сдержанностью скрывали радость. Сигнал мог быть случайным, при повторной записи и не подтвердиться. Пришло время счастливых сомнений. Начали повторную серию опытов. Опять проверка икры предыдущих стадий. Сигнала нет. Опять в пробирке икринки пятого часа. На нужной отметке кривая совершает резкий, изящный скачок вправо. Есть!

Начинается третья серия опытов. Если нащупана закономерность, кривая повторится. Если это случайность — что ж, значит, случайность…

За несколько часов мы пережили много разных мыслей и чувств! Прошли через надежды, разочарования, сомнения, уверенность, любили и ненавидели, боялись, даже страдали, восхищались красотой и тонкостью расчета.

Будет сигнал или не будет? — вот в чем был

В сущности, во всем, что происходило, была завязка, развитие и нарастание действия, ложные ходы, высшая точка — кульминация, развязка. Было сведение всех линий в логические узлы, был финал, который мог служить и новым началом. Совсем как в пьесе…

А может быть, лучше, чем в пьесе, богаче, чем в спектакле? Может быть, пережив такое, современному человеку уже не требуется переживаний, которые может предложить ему искусство, и от искусства ему нужно иное? Тут я вспомнил старую уже историю, дискуссию на страницах «Комсомольской правды», начатую письмом инженера Полежаева. Смысл его взглядов, а их тогда разделяли многие, сводился к тому, что современная наука несет в себе столько эстетических мотивов, столько элементов красоты, что люди науки уже не нуждаются в удовлетворении своих эстетических потребностей, так сказать, «на стороне», в искусстве. В это счастливое мгновение опыта такое рассуждение казалось мне простым недоразумением, каким пытались представить тогда некоторые противники инженера. Дело тут посложнее…

Есть!

Есть в третий раз. Тогда изменили режим работы «установки» и провели медленную запись при очень большом усилении сигнала. Это нужно, чтобы все посторонние сигналы, как их здесь называют, «фоны», убрались, и главный прописался отчетливее во всю ширину ленты. Главный сигнал выделился прелестной красной кривой на широком бумажном поле.

День заканчивался. На завтра предстояла новая проверка. Изменяя условия опыта, всячески «мешая» сигналу, экспериментаторы обязаны были убедиться в его неизбежности. Начиналась черная работа науки…