Девочка из стаи
Шрифт:
Дни тут тянулись медленно, но бабушке все же удавалось занять Наташу чем-то всегда новым. Зимой занятий стало еще больше. То она учила ее, как правильно растопить печь, чтобы дым не пошел в дом, то доставала старые лыжи. В лес ходить Наташе было и интересно, и до приятного боязно. Иногда бабушка звала посмотреть на цыпляток, которые вывелись у нескольких кругленьких пестрых курочек и теперь сидели на сене вокруг матерей, как цветы одуванчиков на клумбе. Все это было новым для Наташи, захватывало, и отвлекало от плохих мыслей. О том, как долго еще не приедет мама и как вернуть свои вещи, которые Ира забирала почти
— Жадные больно, — ворчала бабушка, когда Наташа спрашивала, на что сердятся дядя Олег и тетя Зоя. — Привыкли всю жизнь одни на мне сидеть, на готовеньком. Не думают, что вот мать помрет — и ни с чем останутся, ни тут не обойтись, ни уехать. Давно бы уж в городе не хуже мамы твоей устроился, вот и завидует, а Зоя она слабая. Не то что Марина… — Откладывая работу, бабушка внимательно смотрела на Наташу и вздыхала. — Вот и тебе бы пойти в Марину. Она сильная. Она как пошла, так и напролом, никого не слушала, счастье-то встретить только раз в жизни дано. Вот она и встретила. Да только видишь как… — качала она головой. — Ох учудил твой папа… Вот удивил-то нас, так удивил…
Наташа понимала, что удивил — какое-то странное слово здесь, в этой речи, но что-то подсказывало, что смысл его она понимает. Ей трудно было сказать, что сама она чувствовала, думая о папе. Тот, что лежал в ящике, с лицом белее бумаги и страшными вздутыми губами, — тот был не папа. Папа остался в другом времени, вспоминать которое не было страшно, не было больно. Только тоскливо, когда вставала перед глазами его улыбка и звучал его голос, такой родной, такой любимый папин голос… Натаха — это он звал ее так, а потом переняла и мама. Каждая папина шутка вспоминалась теперь ей удивительно точно, а шутить он любил. А мама любила смеяться, обмениваясь с девочкой взглядами, и Наташа тоже заливалась смехом, не понимая порой даже смысла, ведь маленькая еще, но радуясь маминой улыбке.
Наташа чувствовала, что на самом деле становится сильнее. За эту зиму она не заболела ни разу. Она училась понемногу становиться невидимой. Жить своей жизнью и не пересекаться с теми, кому была безразлична. Мало кто из ее новой семьи знал, насколько сильно она мечтала дождаться маму… и чтобы жизнь стала новой. Но теперь Наташа понимала — за все, чего хотим добиться, нужно было платить. Своим упорством, терпением. Сильными людьми, какой бабушка называла маму, не становились просто так. Жизнь испытывала, никто не мог быть просто счастлив. Каждый день Наташа давала себе обещание, что сегодня не даст никому повода поднять на нее руку, оскорбить ее и попрекнуть чем-то. Порой получалось, порой нет.
Шло время, и она менялась. Менялась даже внешне. Не было больше той наивной, робкой девочки, которую привезла сюда Марина, с глазками-бусинками, блестящими изнутри. Этот внутренний свет не гас, но подогревали его все новые чувства. И каждый день, каждое событие учило сохранять его на чем-то новом, своем…
У Найды на самом деле появились щенки.
— С пузом, что ли? — еще зимой обратил внимание дядя Олег, проходя раз по двору. — Ну точно. — Он остановился, пока собака, не зная, чего ждать, начинала юлить на безопасном от него расстоянии. — Ну точно, с пузом…
Мало тебе их было, ну погоди
А по весне родились они. Три крохотных щеночка, еще некрасивых и почти голеньких, лежа ли рядом с Найдой в будке, и Наташа смотрела, как они посасывают молоко из вытянутых сосков, пока гордая мать полизывает им бока. Девочка не понимала, почему дядя так злится на Найду. Сама она ничего плохого в щенках не видела, наоборот, если Найда порой на самом деле охраняла амбар от лис, пробиравшихся за курами в дыры в заборе, то насколько безопасно будет, когда вырастут еще три собаки. Она уже мечтала, что заберет одного щенка с собой, когда приедет мама. Правда, решить какого, наверное, будет нелегко.
— Баб Поль, а щеночков в городе продать можно? — нашла выход девочка, когда на второй день бабушка вместе с ней выносила Найде намешанную для нее на мясном бульоне кашу.
— Да кто ж их купит, они ж беспородные, — вздохнула бабушка. — Да и знаешь, тут в будке холодно, щенки-то иной раз не выживают, — осторожно добавила она.
— Их надо в дом взять, — без надежды, но испугавшись за щенков сказала Наташа.
— В дом нельзя…
Девочка принесла щенкам из дома все тряпки, которыми заворачивала кровать и стулья в своем кукольном домике. Найда всеми силами показывала свою благодарность, лизала ей руки и тыкалась мокрым носом в колени, когда Наташа сворачивала им с щенками гнездышко в конуре. Вечером, ложась спать, Наташа слышала, как бабушка говорит с дядей Олегом.
— Давай только не при ребенке… — Голос бабушки был тихим и тревожным. — Что тебе, времени нет другого. Вон с утра встанешь, и тихо.
— Встану, — недовольно и мрачно откликался тот. — Нашла нежную, пора привыкать, давно уж живет.
— Незачем ей привыкать. — В голосе бабушки появлялись порой решительные нотки, против которых не мог ничего сказать даже дядя Олег. — Уедет отсюда — и слава богу, и скорее бы. Нечего ей на вас смотреть.
Дядя Олег еще ворчал что-то, когда Наташу сморил сон.
Наутро девочка первым делом побежала проверить щенков. Лед покрывал корочкой лужи, оставшиеся от начавшего уже таять снега. Найда бегала по двору, какая-то потерянная, и, завидев Наташу, натянула цепь и стала рваться навстречу, жалобно повизгивая и виляя хвостом. Наташа погладила ее и вместе с ней, путающейся между ног, пошла к будке.
Там было пусто…
Не понимая, что произошло и где щенки, Наташа, испугавшись, что они могли вылезти и замерзнуть, начала обыскивать будку и все вокруг нее. Найда бегала следом, повизгивая, словно спрашивая: нет, не нашла, и тут не видно? Наташа, не увидев щенков рядом с будкой, стала искать везде. Она боялась, что Найда могла отлучиться и щенков утащила лиса. Отомстила за то, что собака не пускала ее в амбар, в курятник.
За домом дядя Олег копал что-то в мерзлой земле, которую едва тронула оттепель. Наташа забежала и туда и наткнулась на него. Говорить с ним ей никогда не хотелось, и она молча смотрела под сваленными у забора досками и возле старой бани, пока он, усмехаясь, наблюдал за ней.
— Чего потеряла? — наконец усмехнулся дядя Олег, опершись о лопату и вгоняя ее в землю в стороне от вырытой неглубокой ямы.
— Щенки, — хмуро ответила Наташа, с недоверием глядя на него, отгибая полиэтилен, которым накрывали доски.