Девочка из стаи
Шрифт:
Про случай с головой Ира никому не рассказала. И Наташа не понимала, почему. Она не подумала, что Ире могло быть стыдно испугаться ее, Найду.
На двор медленно собирались осенние облака, с каждым днем все больше. Ночи становились длиннее, и дни терялись в них, становясь едва заметными за стеной дождя. В этом году ливни обступили поселок и шли не переставая около месяца. Весь двор был залит тягучей грязью, и бабушка в высоких резиновых сапогах ходила в амбар, поскальзываясь на лужах. В одну из таких долгих дождливых ночей не стало Найды.
Наташа сама приносила ей остатки со стола и сваренную бабушкой простую кашу. В это утро она поставила миску перед будкой, попытавшись разбудить собаку, чтобы та ела,
— Нашла по чему убиваться, — заметила тетя Зоя, видя, как Наташа беззвучно плачет, вздрагивая над чашкой чая.
— Да будешь тут убиваться, когда среди людей только собака и пожалеет, — тихо ответила бабушка.
От ее полушепота Зоя остановилась, глянула на Наташу и молча вышла.
Бабушка, как и обещала, закопала Найду за домом, где уже лежали ее щенки.
Ира теперь ходила в школу. Нарядная, с бантами она уехала первого сентября вместе с матерью на линейку, а вернулись обе уже расстроенные — на учебники для детей сельской школе денег не хватало и требовали с родителей. Бабушка успокоила — найдутся деньги, главное, ребенка учиться возите.
Наташа в тот день украдкой наблюдала за тем, как тетя Зоя собирает дочку, как заплетает ей косы и укладывает на голове в тугие шарики, украшая их белыми бантами, пока бабушка составляла букет для учительницы, простой, из цветов, росших на случайной клумбе в огороде. Форма в школе была не строго определенная, но обязательная по принципу «белый верх темный низ», и Ире купили белоснежную блузочку и красивую юбочку с блестящим поясом. Ира светилась от гордости, теперь она была ученицей, и, не раз прежде слыша от бабушки, что, выучившись, можно всего в жизни добиться, она наверняка с большой охотой вступала на этот путь. Стоя перед зеркалом, осматривая свою форму, она просила маму потом сфотографировать их с Таней на Танин фотоаппарат.
— Я хочу чтобы у меня была фотография в рамочке, как у Тани стоит, она в прошлом году фотографировалась, и в этом будет, сказала, что так каждое первое сентября надо, чтобы потом было что вспомнить, — щебетала Ира. — Так ее мама говорит, здорово, правда? У меня будет одиннадцать первых сентября! Надо купить рамочку. Ты мне купишь?
Наташе тоже хотелось бы на будущий год надеть такую же форму и пойти в первый класс, но только не в здешнюю школу. Девочка понимала, что Ира и Таня не дадут ей чувствовать себя свободно, разнесут по всей школе ее кличку и станут, как и дома, смеяться над ней и выставлять на смех остальным. Уже сейчас Наташа могла представить, как стоит в стороне от группы таких же нарядных девочек в бантах и с букетами, а вслед ей летит: «Найда-приживалка!», — и все смеются.
А через месяц умерла мама.
Бабушка вернулась с почты поздно, плакала. Наташе сказала не сразу, не знала как. Только на другой день собралась поговорить с девочкой.
Со смертью мамы для Наташи рухнуло все. Все надежды, все вымученное терпение. Ждать ей теперь было некого. И даже сейчас, на первой волне боли и жалости к маме, она уже думала об этом будущем. Окно впереди, куда она выпорхнула бы из этого дома, из своего прошлого, закрылось, теперь это был тупик. Этот поселок в несколько домов, этот двор, эти люди, с которыми бабушке все сложнее сладить и которые ненавидят Наташу. Она не понимала, как можно ненавидеть человека за его горе. Несколько дней она почти не говорила. Замкнулась в себе, сидела в комнате и перебирала оставшиеся у нее вещи. В светике уже села батарейка, и бабушка обещала купить новую, но это было уже неважно. Пустота внутри разрасталась и не оставляла места чувствам. Наташе и хотелось бы заплакать,
Ехать в Томск на похороны бабушка не могла. Денег на дорогу не хватило бы, да и дядя Олег был против.
— Поедешь в такое время, — ворчал он. — Одна слякоть, и с деньгами еле устаканилось.
— Да и чем ты там поможешь, если все равно хоронить будет подруга? — кивала тетя Зоя. — Вот летом все подсохнет, теплее будет, и Наташу свою возьмешь, к матери-то…
— И то верно, — вздыхала бабушка, которой уже все равно было, лишь бы когда-то попасть на могилу дочери.
К Наташе первое время даже относиться стали по-другому. Никто не вязался, не дергал ее, когда за ужином она выронила тарелку и та разбилась вдребезги у ног девочки, никто и слова не сказал, только дядя нахмурился, но бабушка одернула его и поспешила поднимать осколки и осевшую над ними Наташу, сжавшуюся в комочек. Даже Ира со своим «Найда-Найда» не прыгала на стуле и молчала.
Маму хоронили где-то далеко, без Наташи, только бабушка обещала, что попросит у маминой подруги заказать от них красивый венок, «От мамы и дочери». Наташе уже ничего не хотелось, ей было все равно, какой венок, ведь маму она больше не увидит.
Недолго продлилось и затишье в отношении девочки. Через какое-то время ставшую совсем тихой и безответной Наташу тетя Зоя переселила в бабушкину комнату.
— Ире комната нужнее, она теперь уроки по полдня делает, с Олей только отвлекается, — аргументировала она.
Бабушкин закуток был не больше Наташиного, но вдвоем им было не тесно. Наташа и сама была не против — с бабушкой как-никак, не одна. Правда кровать теперь приходилось делить одну на двоих, вторую ставить было просто некуда.
Двоюродные сестры тоже ненадолго оставили в покое. Когда Ира уходила в школу, Оля оставалась одна и скучала. Если раньше активная сестра создавала вокруг нее приятное оживление и можно было просто наблюдать, сейчас ей становилось тоскливо, и она стала все чаще повторять поведение Иры — бегать за старшими, специально путаясь под ногами. А потом и заглянула к Наташе. Та больше ничего не прятала, почему-то уверенная, что из бабушкиной комнаты брать они не будут. Зайдя и глянув на пытающуюся связать в косичку кусочки проволоки Наташу, Оля проверила глазами всю комнату и наткнулась на ночник, лежащий на столе. Всегда угрюмая и хмурая, как бука, с круглыми щеками и короткими волосами, девочка настораживала Наташу с первых дней. Неизвестно было, как она к Наташе относится, кроме простой поддержки игр сестры. Но теперь все стало ясно — такая же.
Оля прямой наводкой направилась к ночнику. Тому, который купила когда-то Наташе мама. Уже через секунду Наташа стояла на ее пути.
— Это мое, — твердо произнесла она, наверное первый раз говоря так смело за все время пребывания в этом доме. Отдавать кому-то памятную вещь она не собиралась.
Оля невозмутимо попыталась обойти ее, но Наташа шагнула вслед за ней, придержав за плечо, не давая приблизиться. И тогда Оля вдруг сморщилась и заревела… У Наташи сердце упало. Сейчас ее обвинят в том, что что-то сделала младшей сестре. Схватив ночник, девочка кинулась из комнаты. Спрятать его, а потом уже получать крики и оплеухи от взрослых. Мамин подарок она не отдаст никому. Только выскочив во двор прямо в домашних тапочках, Наташа поняла, что Оля бежит за ней. Но не привыкшая бегать, та поскользнулась на пороге и полетела коленями прямо в лужу. Наташа даже не обернулась, теперь было все равно. Она заскочила в амбар, бросившись к наваленному у дальней стены сену, и быстро раскопала его, спрятав к самому полу и забросав снова сухой травой драгоценный ночник. Во дворе уже кто-то кричал, и Наташа, стиснув зубы, замерла. Она, как затравленный волчонок, со злостью оглянулась на двери. Бежать ей отсюда было некуда, и в любом случае придется выйти.