Девочка по имени Смерть

Усачева Елена Александровна

–  А он какой?

–  Не помню. Свинтил он от нас. Короче, «космонавт».

–  Твой папа космонавт?!
– Василиса чуть не свалилась с лавочки от восторга. Что же Муранов раньше молчал?! Папа космонавт - это… это… это круче, чем мама писательница или даже папа директор банка! Ну где бывал этот директор? На Канарах, на Сейшелах… А космонавт…

Додумать она не успела. Влад презрительно скривился:

–  Какой он космонавт? Обыкновенный продавец! Видел я его недавно. Все на судьбу жалуется. Это раньше мать твердила, что отец в космосе, на секретном задании.

Васька

поскучнела. Все это ей было неинтересно. Влад заерзал на занозистых досках лавки.

–  Не, я таким не буду, - заторопился он.
– Я буду поэтом. Стихи начну писать… понимаешь?

–  Известным?
– Вербицкая прониклась торжественностью момента и выпрямилась.

–  Как получится.
– Столь далеко Влад не заглядывал.
– Я в детстве много писал, это все у бабушки сохранилось. Вырасту - снова стихи писать начну.

Васька критично оглядела Муранова, видимо, пытаясь примерить к его голове кудрявую шевелюру Пушкина, к подбородку - бороду Толстого, в руках увидеть ружье Некрасова, а на плечах - косоворотку Есенина. Картинка не сложилась. Ну ладно, поживем - увидим.

Муранов не заметил скепсиса в глазах одноклассницы и со значением продолжил:

–  Отец стихи писал. А я - в него.

–  Такой же мерзавец?
– хихикнула Васька, осторожно выговорив ругательное слово.

Она попробовала его на языке, обкатала между зубами, приспособилась к новому сочетанию звуков. Начинается другая жизнь! Неколебимая вера в родителей таяла. Василиса видела себя человеком, постепенно отдаляющимся от маминых требований, папиных ожиданий, учительских наставлений… Это произошло сразу и вдруг. Осознание этого чудесного превращения защекотало ее душу, заставило Ваську прислушиваться к себе, радостно принять все новое - например это ругательное слово. Теперь она его тоже может произносить, независимо оттого, нравится это кому-то или нет.

Влад решил не обижаться на это печальное сравнение. У них и так получался непривычно откровенный разговор.

–  Мне кажется, мать хочет, чтобы я был похож на отца, - признался Муранов.
– А я его даже не помню.

–  Родители и сами не знают, чего хотят, - вновь стала серьезной Василиса.

–  Это точно, - согласился с ней Влад.
– Андалузская мамашка вряд ли поначалу хотела убить Аньку. А теперь - пока не зашибет ее, не успокоится.

–  Может, родители просто не догадываются, что, если их желания сбудутся, ну, их дети станут такими, как им хочется, - начнется настоящий кошмар?

–  Да уж!
– Влад так ярко представил себе послушных детей и бегающих в панике родителей, что его даже передернуло.
– Тогда уж никакой жизни. Одни бухгалтеры вокруг будут и президенты. Надо сопротивляться. Надо быть самими собой!

Васька хохотнула - сегодня она только и делала, что наблюдала за Владом. Выражение его лица было уморительным.

–  Не боись, такого не будет. Кто и когда во всем слушался родителей?
– легко бросила Васька, как будто сию минуту готова была возглавить группу подпольщиков-подрывников по работе со взрослыми.
– К тому же родителей можно воспитывать.

–  Пойди и воспитай леоновскую мамашу! Только гроб себе

заказать не забудь перед этим.

–  А чего ты сразу испугался?
– возмутилась Васька.
– Взрослые легче легкого поддаются дрессировке.

–  Ага, - насупился Муранов.
– То-то я смотрю, ты квартиру вашу драила! План дрессировки такой?

–  Ну и подумаешь!…

Вербицкая растерялась и даже покраснела от смущения. Сидеть на лавочке во дворе и говорить о перевоспитании взрослых - легче легкого, а вот рядом с ними жить - дело другое: почему-то уже ничего не хочется делать…

Муранов смотрел на Ваську и ловил себя на том, что ему хочется зажмуриться - до того ему сейчас было хорошо.

–  Ты почему так смотришь?
– смутилась одноклассница.
– Чего придумал?

Влад отвел глаза. Но, раз уж пошел такой откровенный разговор, стесняться было бы глупо.

–  Хочу, чтобы ты меня поцеловала, - прошептал он.

–  Ну, знаешь!
– вспыхнула Васька. И вдруг резко наклонилась к нему.

Влад во все глаза смотрел на нее, поэтому, когда ее лицо приблизилось, глаза его неминуемо съехались к переносице. Поцелуя он толком и не ощутил - губы на миг почувствовали что-то мягкое и холодное, - и тут же он был оглушен ее смехом.

–  Какой же ты сейчас чудной!
– от души ржала Васька.

–  А ну прекратите хулиганить!
– крикнул кто-то сверху.
– Вы что это там делаете?!
– с явным удовольствием выругалась какая-то старушка.
– Немедленно разойдитесь! Сколько вам лет?! Разврат какой!

Васька от хохота сползла на землю.

–  Вам еще учиться и учиться, а вы что устроили?!

–  Учимся, - булькнула Вербицкая.

Звякнула эсэмэска. Муранов полез в карман.

«Мы проиграли. Прощайте». И номер незнакомый - +491…

Влад хотел было попросить Ваську, чтобы она его еще раз поцеловала, а то он ничего не понял и не ощутил. Даже решил: он обязательно закроет глаза, чтобы она так не смеялась. Но отваги на вторую просьбу на ту же тему у него не хватило. О чем можно просить, когда человек рядом с тобой так хохочет?

Муранов повертел в руке сотовый, соображая, от кого могло прийти сообщение. Неужели это Митька? Перебрал в голове выданное Анькой несколькими часами ранее предсказание. Вроде бы все закончилось. Неприятности он заработал, разговор у него уже был, даже длинный совет он получил. Именно благодаря этому совету они с Васькой и избежали смерти. Песня не позволила Черной Девочке появиться, иначе она заморозила бы их своим черным взглядом, заставила бы себе подчиняться, как они подчиняются своим родителям.

Стоп! Не сходится. От встречи с Девочкой их спасла вертевшаяся в его голове песня. Согласно предсказанию, от смерти его должен спасти совет… Совет никуда не соваться и сидеть тихо - и этот совет еще не принес свои плоды. А значит, смерть была впереди…

Целоваться ему сразу расхотелось.

–  Ты веришь в предсказания?
– Влад занервничал.

Что говорила Васькина мама? Что-то про учебу. Или про уважение… Сбегать уточнить? Чему они научились за последнее время? Прятаться от андалузской мамашки и верить гаданиям.