Девочки с большой дороги

Серова Марина Сергеевна

— Мы давно уже вне ступеней, мы вне жизни вообще, — перебила меня Елена Викторовна. — Мы — мертвые души, живем в мертвой зоне, наш род обречен на вымирание. А за что?.. За одну строчку в учебнике по истории? За что?..

— За будущее! — выкрикнула я эмоционально, стараясь между тем загородить своим телом Анатолия Степановича.

— Его нет. Благодаря вам — ни у нас, ни у наших детей его не может быть. Вы принесли в мир разрушение и ответите за это!

Елена Вячина махнула рукой, давая мужчинам знак приступать.

Все трое дружно двинулись

в нашем направлении. Я приготовилась отражать нападение, хотя и понимала, как туго мне придется. Слишком ограниченной оказалась площадь, к тому же количество соперников было явно превосходящим.

Мужчины не торопились нападать. Я заметила, что в их руках нет никакого оружия. На руку старика была намотана веревка. Судя по всему, они сначала планировали связать нас, а затем уже приступить к издевательствам. Вероятно, решили устроить нам медленную смерть… Ведь если бы нас хотели просто уничтожить, можно было сделать это проще: наверняка у кого-то из жителей села имеется хоть какое-то огнестрельное оружие. А поскольку мы его пока не видели, о планах нападающих несложно было догадаться.

Первым на меня кинулся косоглазый, стремясь схватить за руки. Я благополучно увернулась, но попала под шквал ударов со стороны мужчины с квадратной головой. Мужичок больно двинул меня под ребра, а затем сцепленными в замок руками ударил по плечу. Метил-то он, конечно, в голову, но немного промахнулся. Едва успев среагировать, я отпихнула его ногой в сторону и занялась косым. Схватив мужичка за грудки, я, не думая о приличиях, двинула коленом по наиболее болезненной точке, потом еще раз. Скрючившись от боли, косоглазый попятился назад, воя, как побитая собака.

Я попыталась развернуться и посмотреть, что происходит позади меня, но тут мне на шею накинули веревку и, резко стянув ее, принялись душить. Грубая веревка больно врезалась в шею и начала перекрывать мне доступ кислорода. Я попыталась отпихнуть от себя душителя, но ничего не вышло: мой удар не достиг цели. Тогда я наугад махнула ногой сзади.

— Ах ты, скотина! — раздался вопль, и веревка на шее еще сильнее затянулась…

Я из последних сил задергалась, уже почти ничего не различая перед собой, замахала руками и ногами. Но силы быстро покидали меня. В глазах потемнело, ноги подкосились, стали ватными… В конце концов я просто отключилась, повиснув на руках душителя.

Что случилось потом, не ведаю. К тому моменту, как сознание стало возвращаться ко мне, я уже находилась не в доме. Да и вообще не сразу поняла, что происходит: все вокруг тряслось, прыгало, в ушах что-то гудело, а сама я лежала, неестественно свернувшись, в какой-то темной коробке. Руки мои были скручены, ноги, судя по всему, тоже. Во рту ощущался привкус чего-то кислого. Я пыталась понять, где нахожусь, но тщетно. Когда меня в очередной раз тряхнуло и я больно ударилась головой о крышку, меня вдруг осенило: я лежу в гробу! И меня, по всей видимости, куда-то везут для того, чтобы похоронить заживо…

Тряска продолжалась еще минут десять, может,

двадцать — чувство времени было потеряно. Радовало хотя бы то, что я пока еще жива — можно тешить себя надеждой, что все еще образуется. Когда машина наконец остановилась, рядом что-то застучало, а потом послышалась чья-то грубая речь. Затем крышка распахнулась, и я с некоторым облегчением поняла, что все это время находилась в багажнике собственной машины. Хотя, откровенно говоря, это было слабое утешение… Две пары рук принялись небрежно выволакивать меня наружу.

Я увидела, что мы находимся на берегу реки. Привезли нас сюда те самые люди, которые начали вершить «суд Линча» еще в квартире Елены Вячиной. Самой Елены и старика с ними не оказалось.

Не будь у меня во рту кляпа, я бы даже попыталась с ними поговорить. Но вынуть его у меня изо рта никто, по-видимому, не догадался. Зубченко, судя по всему, был без сознания. Причем на лбу у него красовалось запекшееся кровавое пятно. Сейчас обмякший Анатолий Степанович сидел на переднем сиденье, свесив голову на грудь. Меня тоже доволокли до водительского места и, запихнув в салон, усадили за руль. Не имея возможности оказать сопротивление, я попыталась хотя бы выплюнуть кляп, но ничего не выходило. Мне стало по-настоящему страшно…

Дверь в салон захлопнули. Мужчины отошли в сторону и принялись что-то обсуждать. Не теряя времени, я прогнулась, насколько только позволяли мои связки, и попыталась достать спрятанный в ботинке небольшой складной ножичек. Веревки сковывали мои движения, но я продолжала тянуться к ногам, почти лежа на руле. Оставалось еще чуть-чуть… Но тут оглушительно загудел сигнал — видимо, я слишком сильно надавила на руль. Мужчины сразу же обратили на это внимание и метнулись ко мне. Дверь открылась, один толкнул меня в плечо, другой принялся обшаривать.

— Хотела что-то выкинуть, тварь? — бурчал мучитель раздраженно. Нащупав торчащий из ботинка ножичек, быстро выхватил его и, раскрыв, приставил лезвием к моей шее. — Думаешь, ты умнее нас? Думаешь, удастся выжить? Нет, не удастся. — Лезвие переместилось чуть выше, вниз по шее потекла тонкая струйка крови. — Потому что вы обречены. Сейчас вы оба пойдете ко дну, но перед этим испытаете на своей шкуре, что такое ожог… А когда вас найдут, если вообще найдут, — мужичок обвел рукой по кругу, указывая на густой, почти непроходимый лес позади, — решат, что это совершил кто-то чужой, не из наших. Потому что от Маховки вы сейчас ой как далеко.

— Может, нужно все же послушать ее и столкнуть их вниз с обрыва, — осторожно заметил стоящий позади товарищ. — Тогда бы все уверились, что они сами не справились с управлением. Виновных даже искать бы не стали…

В ответ прозвучало:

— А я хочу, чтобы им было больно. Так же больно, как и мне.

Мужик вновь повернулся ко мне и задрал вверх свою рубаху. А под ней я увидела покрытое глубокими шрамами тело. Заметив, как быстро я отвела взгляд от этого зрелища, мужчина рассмеялся и добавил: