Деволюционист и Эмансипатрикс
Шрифт:
Через мгновение летательный аппарат оказался высоко над улицей. К разочарованию Билли, хирург не посмотрел вниз настолько, чтобы дать понять архитектору, к какому мегаполису относится эта улица. Вместо этого ее агент осторожно вела машину сквозь поток машин, который Билли назвала бы опасно плотным. Она вспомнила, что не видела на этой улице ничего, кроме самолетов; ни одного автомобиля.
И тут в воздухе с огромной скоростью пронесся легкий самолет. Билли успела заметить бесчисленное множество машин, лишь немногие из которых двигались в том же направлении, что и машина
Прошло еще несколько минут, и Билли почувствовала себя на гораздо более высоком уровне – аппарат летел с огромной скоростью. Вскоре он остался в небе совсем один.
Через некоторое время глаза хирурга различили что-то далеко внизу, что очень озадачило Билли. Это был корабль под полным парусом, но, насколько она могла судить, корабль покоился на облаках, а не на воздухе. До него было еще далеко.
И тут Билли бросила взгляд наверх, где увидела еще одно судно – маленькое, хлопающее крыльями, как и у хирурга. Он как раз поднимался по длинной наклонной траектории, чтобы пройти над ее курсом. И в тот же миг раздался резкий треск, а за ним – треск осколков. Летательный аппарат хирурга сильно завалился набок.
В следующую секунду женщина смотрела на свое левое крыло. Оно было сломано посередине и дико трепыхалось. Еще мгновение, и часть крыла оторвалась, отлетела и ударила хирурга по голове. Раздался приглушенный крик, а затем наступила темнота.
Следующее, что увидел Билли, была реанимационная палата большого небесного крейсера Смита, и хирург, моргая, смотрела на улыбающееся лицо своего светловолосого спасителя.
Глава
V
. Дочь Капеллы
Первое, что бросилось в глаза доктору, когда он погрузился в мысли о своем далеком агенте, были часы. Это был самый обычный прибор, какие встречаются в школах и офисах: две стрелки, маятник обычного размера и длины.
Однако маятник качался очень быстро, почти в два раза быстрее, чем маятник его собственного хронометра. А его циферблат был разделен не на двенадцать, а на двадцать пять равных частей, каждая из которых была разделена еще на пять равных частей. В данный момент эти две стрелки показывали то, что на Земле можно было бы назвать половиной третьего.
Прежде чем доктор успел порассуждать на эту тему, его неизвестный агент перевел взгляд на газету, лежащую на столе перед ним. Видимо, он думал о чем-то совершенно другом, потому что рассеянно переворачивал одну за другой страницы, воспринимая все это подсознанием.
И доктор увидел, что газета называется попросту "Ежечасный журнал", что она почти такого же размера, как большинство газетных листов, и что она состоит примерно из десяти страниц. Только первая и последняя страницы содержали новости, остальные были сплошь заполнены рекламными объявлениями. Ни одно из них не запомнилось доктору; по его словам, они были похожи на профессиональные визитки большого размера, только относились к разным видам бизнеса, от конфет до мостов. Что касается новостей, то все они были короткими, без сенсаций, с самыми скромными заголовками. Больше доктор ничего не успел заметить.
Внезапно агент
В общем, если бы не эти часы, доктор мог бы сделать вывод, что произошла какая-то ошибка, и прекратить эксперимент. Некоторое время он почти ничего не понимал, вокруг стоял нестройный гомон. Однако его агент не принимал никакого участия в разговорах, которые привели к такому эффекту; он лишь пару раз зевнул.
Вдруг шум прекратился, и в следующее мгновение на площадку перед экраном вышла высокая фигура.
– Класс, – сразу же начал этот человек, – сегодня мы подведем итог тому, что узнали за прошедшую неделю о солнечной системе, одним из элементов которой является наша планета.
И по тому, как он говорил, доктор понял, что ошибки не было. И хотя подсознание агента переводило сказанное на понятный доктору язык, глаза ясно говорили о том, что губы профессора говорят совсем другое.
В этом не было никаких сомнений. Все, что доктор мог сказать, понаблюдав за словами по губам профессора, он мог говорить на эскимосском языке. Но смысл его слов был так же ясен, как если бы он говорил по-английски.
– Мы начнем с фотографии самого солнца.
В момент произнесения этих слов на экран был спроецирован кинофильм. Доктор сразу же отметил естественные цвета, стереоскопический эффект и удивительную четкость изображения, которые выдавали в нем неземное происхождение. Но профессор сказал:
– Солнце управляет, кроме этого мира, еще не менее чем тридцатью другими, – а доктор знал, как и прочие люди знают алфавит, что планетарная семья Земли состоит всего из восьми, – не менее чем тридцатью другими, из которых восемь сейчас безжизненны.
Докладчик повернулся к студенту, сидящему слева.
– Скажите нам, мисс Балленс, сколько из этих тридцати планет еще слишком горячи, чтобы поддерживать жизнь?
Девушка не поднялась на ноги.
– Десять, – был ее ответ.
– Остается, конечно, двенадцать, кроме нашей планеты, на которых в той или иной форме существует жизнь. Мистер Эрнол, можете ли вы дать нам представление об условиях на любой из них?
К огромному удовлетворению доктора, мозг, чьим кредитом он пользовался, ответил на вопрос.
– На Салони позвоночные еще не появились. Не обнаружено никаких форм жизни, кроме самых низших.
– Эта планета больше или меньше нашей, господин Эрнол?
– Больше. Пройдут миллионы веков, прежде чем на ней появятся такие существа, как люди.
– Откуда нам известны эти факты?
Словно по сигналу, весь класс единодушно произнес одно слово:
– Рунлед!
И доктор увидел, что глаза его агента, как и всех остальных студентов в аудитории, обращены к портрету высокоинтеллектуального человека, который висел на самом видном месте на стене.