Девушка без имени
Шрифт:
Он обиделся и уехал.
Или не обижался, а просто уехал по своим делам. Может быть, даже к своей бывшей жене, к которой у него, ясно же, остались какие-никакие чувства. Природа этих чувств – другой вопрос. Но от любви до ненависти, как известно, один шаг. Кто сказал тебе, что Иван Чемезов, красивый, с широченными ладонями, влюбился в тебя? Напридумывала себе бог весть чего, а теперь вот сидишь в его доме, чуть не плачешь! Идиотка в шляпе.
Ирина так разозлилась на саму себя, что от этой слепой злости пошла на кухню, слопала курицу со сковородки, затем
Ирина почувствовала, что непрошеные слезы льются из глаз. Она не плакала, давно не плакала. Чтобы плакать, нужно быть несчастной, или грустной, или палец поранить, засадить занозу. Когда ты в ужасе, паника сжимает горло так, что не то что слезы – глоток воздуха сделать сложно. Слова застревают, и собственное тело становится как ватное, не слушается. Ноги не идут, глаза не видят.
Плакать хорошо, сладко.
Вдохнув полной грудью, прорыдаться над собственной дурью, нелепыми, ни на чем не основанными желаниями, над своей наивностью. Ирина рыдала, размазывая косметику по лицу. Ничего особенного, тушь, немного теней, блеск для губ. Накрасилась, чтобы встречаться с адвокатом, как будто тому не плевать, как выглядят клиенты. А впрочем, первое впечатление – самое важное.
Ирина прошла в мастерскую, еще всхлипывая, развернула к себе полотно, на котором Чемезов выписывал ее так называемый портрет, сорвала с него покров и уставилась на свое изображение. Девушка в терракотовом платье – взгляд устремлен вперед и вверх, ее рука придерживает шляпу. Терракотовое платье выведено штрихами, в диспропорции. В небе – в полете неизвестно куда – стайка каких-то птиц. На заднем плане город – далеко внизу, многоэтажки, трубы, деревья, коты. Фантасмагория, смешение образов и объектов. Теплые цвета, ярко-голубое небо.
Кого он любит, ее или образ, придуманный им и так хорошо отраженный тут, в этой картине?
Ирина вздрогнула, услышав звонок. Даже не услышав, а почувствовав вибрацию телефона в кармане. Звонок донесся на пару секунд позже, когда Ирина уже вытащила аппарат из джинсов.
Не Алексей. Было бы странно, если бы он позвонил так быстро. Невозможно ни о чем узнать за пару-тройку часов, верно же? Или можно?
– Алло, – бросила она, все еще встревоженная. Номер был незнакомый. На другом конце кто-то настороженно, тяжело молчал. – Алло, я слушаю!
– Василиса Премудрая? – Мужской голос звучал удивленно и как-то неуверенно. Ирина усмехнулась и почувствовала, как ей становится легче. Необъяснимо хорошо просто оттого, что Иван ей позвонил… в полвторого ночи? Спятил?
– Вы где? Где вас носит? – спросила Ирина так, словно ничего не произошло.
– А вы что, на Хитровке? – Голос тут же изменился.
– Ну… да, вот, рассматриваю свой портрет. А где я должна быть? – Какая-то возня, сопровождающаяся сдавленным шипением и неразборчивым бормотанием. «Она там, она там…» Ирина усмехнулась про себя.
– Вы… но вы же сказали, что не приедете. – Голос у Ивана был почти обиженный. Позвонить Ирине
О том, который час, он, конечно же, не вспомнил.
– Я сказала, что могу не успеть! – возмутилась Ирина. – Но я успела, а вас нет.
– Я все время боюсь, что вы мне приснились, – поделился с Ириной Иван, проклиная себя, Пашку, Катерину и все переживания, которые загнали его за Можай, а точнее, под Тулу.
– Как я могу присниться, если вы не спите посреди ночи? – резонно спросила Ирина и в ответ услышала низкий, мелодичный мужской смех.
– Я сейчас приеду, – бросил Иван и тут же отключился. Ирина ничего не имела против. Конечно, она не знала, что приехать Иван собирается аж из-под черта на куличках. Как и о том, в каком он, так сказать, состоянии. В растрепанных чувствах, с расстегнутым воротом и открытым окном. О том, что Иван добирается домой откуда-то издалека, Ирина заподозрила, когда и через полчаса, и через сорок минут, и через час его все еще не было. Тогда она позвонила ему, но он не ответил.
Сердце стукнуло так сильно, так громко, что Ирина практически услышала звук его удара.
Она выскочила на улицу и тут же убедилась в том, что «Ниссана» нет на привычном месте. Не оказалось его и на прилегающих к дому улицах, во дворе его тоже не было. Ирина снова и снова набирала номер Ивана, но трубку никто не брал, а потом абонент и вовсе стал недоступен. Ирина считала до десяти, глубоко дышала, затем считала до ста. Главное сейчас было не впасть в истерику. А так хотелось.
Он не приедет. Он передумал. Что-то случилось. Не дай бог, что-то случилось. Чокнутый сукин сын!
Когда он приехал, Ирина сидела около дома, не шевелясь, спокойная, немножко бледная, с размазанной тушью вокруг глаз – экспресс-вариант макияжа «смоки-айс». Иван остановился в паре метров от нее. Около минуты они оставались на своих местах, рассматривая друг друга, а затем Ирина встала, спокойно подошла к машине, раскрыла дверь – стойкий «амбре» тут же поведал ей остаток истории.
Ирина дождалась, пока Иван выключит двигатель, выберется из автомобиля с виноватым видом и подойдет к ней.
– Ирина… – пробормотал он, но закончить не успел. Звонкая пощечина оглушила его, загорелась щека. Ирина развернулась и пошла в квартиру твердой походкой человека, принявшего решение. Собственно, так оно и было. Ирина планировала вернуться в квартиру, собрать свои вещи и, ни слова не говоря, покинуть навсегда эту квартиру и художника Ивана Чемезова. Каким бы симпатичным он ни был, но если он садится за руль пьяным – тема закрыта.
Глава 12