Девушка из колодца
Шрифт:
– У папы есть смутное представление о том, что меня беспокоит, но он мне не верит. Никогда не верил. Он полагает, что я все выдумываю. Честно говоря, с ним трудно о чем-либо говорить. – Тарк мрачнеет.
(Сто двадцать восемь, сто двадцать девять.)
– Кто-нибудь еще ее видел?
– Не знаю. Не думаю.
– А как насчет Келли?
– Иногда она странно смотрит на меня, будто понимает, что что-то не так. Но она ничего не говорит, и это к лучшему, ведь я все равно не хочу ее вмешивать в то, что происходит. Что бы это ни было.
–
Девочка улыбается ей, но не отвечает. Келли устраивается на соседних качелях.
– Я хотела узнать о женщине, о которой ты мне рассказывала. О женщине, что стояла за спиной Тарквиния.
– О, об этой женщине, – произносит девочка и перестает раскачиваться. – О даме в забавной маске.
– В маске?
– Сначала я подумала, что это лицо, но там дырки вместо глаз.
– Почему она тебе не нравится?
– Потому что она в тюрьме и пытается выбраться.
Для молодой учительницы в словах девочки нет смысла, поэтому она пытается снова:
– Когда ты впервые увидела эту женщину?
– Когда мистер Тарквиний пришел в класс. Она, кстати, ему тоже не нравится.
– Почему?
– Она хочет навредить мистеру Тарквинию. Хочет навредить мне. Навредить всем. Но у нее не получается, ведь она все еще в тюрьме.
– Сандра, – начинает молодая женщина, но делает паузу в попытке сформулировать вопрос правильно. – Сандра, где находится эта тюрьма?
Девочка смотрит на нее ярко-зелеными глазами.
– Мистер Тарквиний, – отвечает она. – Мистер Тарквиний и есть тюрьма.
– Давай немного поговорим о том времени, когда ты был моложе, Тарквиний, – говорит психотерапевт. – Что ты помнишь о своем детстве?
– Немного. Хотя папа часто рассказывал мне о том времени, когда я был маленьким. Например, однажды я чуть не свалился в канализационный люк, а еще у меня была собака по кличке Скраффи. Но я ничего не помню, как будто все это происходило с кем-то другим, а не со мной. Это странно, ведь я должен был запомнить хотя бы собаку.
– Какое самое раннее воспоминание приходит тебе на ум?
Еще одна пауза.
– Мама, – произносит Тарк тихо и смущенно. – Помню, как она пела мне перед сном.
– Колыбельную?
– Я не знаю названия песни. – Мальчик напевает, и мелодия получается странной, навязчивой.
Сто сорок три, сто сорок четыре.
– Боюсь, эта песня мне не знакома, – признается мисс Кресуэлл, которая специализируется на уходе за детьми и знает наизусть ровно сто тридцать колыбельных.
– Это первое, что я помню, – повторяет Тарк. – А потом моей маме пришлось… Что ж, она слетела с катушек, уж простите за формулировку. Папа определил ее в лечебницу Ремни. И вскоре после того, как ее забрали,
– Понимаю, – отзывается психотерапевт. Хотя это тоже ложь; на самом деле она ничего не понимает.
– Ваш сын – весьма сообразительный мальчик, – говорит она его отцу, когда сеанс заканчивается. Тарк листает небольшую стопку журналов, в то время как Дуг и мисс Кресуэлл тихо переговариваются за дверью. – Намного умнее среднестатистического подростка своего возраста, но свою сообразительность он склонен выражать с помощью сарказма и насмешки. Это лучше, чем другие известные мне формы бунта, но все же мне не хотелось бы это поощрять. Он также страдает от очень глубокого психоза, напоминающего посттравматическое стрессовое расстройство.
– Это из-за смерти Маккинли? – обеспокоенно спрашивает отец.
– Маловероятно. Его галлюцинации не имеют ничего общего с воспоминаниями о случившемся, что озадачивает. Полагаю, это может быть связано с чувством покинутости, которое появилось из-за ухода его матери. Хотя даже в данном случае симптомы довольно своеобразны. Насколько я могу судить, он не проявляет признаков агрессии.
– С ним все будет в порядке? – спрашивает Дуг.
– Мне не хочется назначать сильные антидепрессанты в столь юном возрасте. Я предлагаю пройти еще несколько сеансов, чтобы я могла отследить прогресс и сообщить вам о любых изменениях. Рекомендую не подвергать его еще большему стрессу, он и так напряжен.
– Через час мы собираемся навестить его мать.
Психотерапевт хмурится.
– Не уверена, что на данном этапе это пойдет ему на пользу, мистер Хэллоуэй. Особенно учитывая, что в прошлый раз…
– Его мать спрашивала о нем, – настаивает Дуг. – И что бы Тарк ни говорил, я знаю – он скучает по ней и хочет ее увидеть. На этот раз мы приняли все меры предосторожности. Ничего не случится.
Психотерапевт, похоже, сомневается, но отец настроен решительно. Мальчик, отложив журналы, смотрит в висящее на стене зеркало.
– А другая женщина, о которой ты говорила?
– Она, в отличие от леди в черном, носит белое, пусть и очень грязное, но это не ее вина.
– Она тоже стояла за спиной Тарквиния?
– Нет. Ей нравится свисать с потолка вниз головой.
По спине Келли побежали мурашки.
– Откуда ты все это знаешь, Сандра?
– Не знаю, – ответила девочка. – Я просто вижу их, а потом мне все становится ясно.
– Почему ей не нравится цифра девять?
– Давным-давно у нее было десять вещей, но потом она потеряла одну из них. Это причинило ей много боли, о которой она не любит вспоминать.
– Почему ей нравится стоять на потолке?
– Иногда она стоит так же, как мы, но и к потолкам тоже привыкла. Кто-то причинил ей сильную боль и опустил в какое-то темное и вонючее место, похожее на большую яму. Вниз головой. Так она и умерла, так что теперь видит все вверх ногами.
– Не понимаю.
Девочка поворачивается на своих качелях, хватается обеими руками за бортики и наклоняется назад так, что ее волосы касаются земли. После этого она, не разгибаясь, смотрит на ассистентку учителя.