Девушка из письма
Шрифт:
– Почему ты шныряешь здесь, милашка?
– спросил он с явным акцентом кокни [24] .
– Я не шныряла. Просто подошла, заприметив свет. Хотела узнать, есть ли тут кто-нибудь.
– И зачем?
– он глубоко затянулся, выдув дым в ее сторону, и направился к ней. Несмотря на стальную изгородь между ними, она ощутила волну паники, но снова улыбнулась.
– Потому что хочу увидеть этот дом изнутри прежде, чем его снесут. Можно мне сигаретку?
– С тех пор, как были найдены останки священника, многие интересовались
24
Кокни (англ. Cockney) - один из самых известных типов лондонского просторечия, назван по пренебрежительно-насмешливому прозвищу уроженцев Лондона из средних и низших слоёв населения. В соответствии с поверьем, истинный кокни - это житель Лондона, родившийся в пределах слышимости звона колоколов церкви Сент-Мэри-ле-Боу (звон их слышен на расстоянии не больше пяти миль от церкви). Для диалекта кокни характерно особое произношение, неправильность речи, а также рифмованный сленг
– Спасибо. Да, я видела это в газете. Поэтому я здесь.
Сэм всегда считала, что ключ ко лжи - это придерживаться простых фактов настолько близко к правде, насколько возможно. Она потянулась к сумочке и вытащила письмо Айви, держа его так, чтобы он мог увидеть выцветшие, исписанные от руки страницы.
– Мой дедушка умер совсем недавно, я нашла это в его вещах. Думаю, оно было написано его матерью, полагаю, он здесь родился. Когда прошлой ночью я прочитала, что дом собираются снести, то просто захотела приехать и увидеть место, где он провел первые недели своей жизни. Если кто-нибудь из монахинь, что присматривали за ним, еще живы, мне хотелось бы их поблагодарить.
– Ее голос задрожал. Она не собиралась говорить о человеке, заменившем ей отца.
Мужчина сдавленно рассмеялся.
– Поблагодарить их? Это впервые.
– Что вы имеете в виду?
– спросила Сэм, щурясь от лучей зимнего солнца.
– Ты ведь не из прессы?
– спросил он, затянувшись сигаретой.
– Почему вы об этом спрашиваете?
– Какое-то время они ошивались здесь, но теперь все на следствии. Разрешение на снос, наконец, получено. Этот дом рухнет через два дня, и никто и ничто не сможет этому помешать.
– Но вам все еще приходится здесь ночевать? Должно быть, это жестоко. Ведь холодно.
– Да, новые дома стоят по миллиону за штуку, так что без вариантов. Жду не дождусь, черт побери, чтобы убраться отсюда.
– Не сомневаюсь. Кстати, я Сэм. Рада, что встретила вас.
– Девушка протянула руку через изгородь, и мужчина, слегка помедлив, пожал ее.
– Энди. Сэм, если я покажу тебе окрестности, ты выпьешь со мной сегодня вечером?
– он затянулся сигаретой, не сводя взгляда с ее лица.
Сэм заставила себя улыбнуться.
– Вы празднуете свой день рождения?
Энди взглянул на свою футболку.
– Только вместе с тобой.
– Он поколебался, потом качнул головой в сторону здания.
– Тогда пойдем внутрь, вреда не будет.
Когда тяжелая дубовая дверь обители Святой Маргарет захлопнулась за ними, Сэм остановилась в огромном холле. Широкая лестница вела наверх. Потревоженные
«Господи Боже, да позволено будет падшим вновь обрести Тебя через силу молитв и тяжкий труд. Обитель Святой Маргарет, Престон, Сестры Милосердия».
Она представила себе блестящую лестницу, беременных девушек, что неистово натирали ее под надзором монахинь. Монахинь, постыдно олицетворяющих собой подобные дома матери и ребенка, оказывая услуги семьям католиков, которые хотели закрыть глаза на происходящее. И вся общественность облегченно умывала руки. Для Сэм это было прообразом прошлых веков, а не всего лишь одного поколения.
– Милашка, глянь-ка сюда.
Она так глубоко задумалась, что почти забыла о своем провожатом. Разбитое стекло одного из окон хрустнуло под ногами, когда она подошла к двери и заглянула в огромную комнату, залитую светом из двух сводчатых окон. Огромные керамические раковины висели на стенах, а сбоку, в центре потемневшего пола, лежал огромный отжимной каток. Она стояла в дверях, представляя духов прошедших десятилетий, исчезающих в густом пару, отводящих волосы с лица тыльной стороной ладони, стирающих испачканные простыни в раковинах и отжимающих скатерти через каток.
На задней стене господствовало распятие, над раковинами висел изъеденный молью гобелен. Мурашки побежали по рукам Сэм, когда она прочитала причудливо вышитые слова:
О, милосерднейший Иисус, приверженец душ,
заклинаю Тебя страданиями священного сердца Твоего
и скорбью непорочной Матери Твоей,
омой в крови Твоей грешников всего мира,
умерших в этот день.
Если в величии Твоем возрадуешься,
послав мне страдания в этот день взамен благодати,
что прошу для этой души,
тогда возрадуюсь и я, и возблагодарю Тебя, добрейший Иисус,
Пастырь и Приверженец Душ;
возблагодарю Тебя за случай проявить милосердие
в ответ на все благодати Твои, что были явлены мне. Аминь.
– Это безумное место, - пробормотала Сэм.
– Такое чувство, что девушки все еще заточены здесь.
– Ты и понятия не имеешь, милашка, - Энди наклонился так близко, что она могла чувствовать в его дыхании запах сигаретного дыма.
– Вы не знаете, кто-нибудь из монахинь еще жив?
– она отвернулась.
– Ты еще не ответила на мой вопрос.
– Какой вопрос?
– она не была уверена, что послужило причиной поднимающейся тошноты - Энди или ужасная комната.