Девушка конец света (Рассказы)
Шрифт:
— Да? Но ты вроде начал говорить о чужой боли, а это, кажется, здесь ни при чем, но продолжай.
— В любом случае, когда люди вместе, они не страдают, а когда расходятся, то появляется боль, вот о чем я. Поэтому, когда тебя не стало рядом, я очень страдал. Раз тебя нет, значит, не получилось общения, значит, мы не понимали друг друга. Я чувствовал себя так, словно у меня есть уши, но я не слышу, есть глаза, но я не вижу. Почему ты это сделала? Знаешь, как это было странно? Я так тебя и не понял. Боль — это когда начинаешь сомневаться в человеке, который был тебе ближе, чем ты сам. Смотри сюда. Дует ветер. Вот здесь между деревьями. Но когда тебя нет, знаешь, какие мысли меня одолевают? А почему собственно дует ветер? Я перестал
— Ты хочешь сказать, что сегодня не первый случай, когда ты врезался в дерево и упал посреди дороги?
— Мне больно уже оттого, что я не понимаю, для чего ты задаешь этот вопрос. Я все равно что блуждаю в кромешной темноте. Тебе интересно, где в таком состоянии я натыкался на деревья?
— А ты натыкался на что-то еще?
— На ветер, на запах жареной курицы, на синеву неба. Я натыкался на все и спотыкался обо все в этом мире.
— Теперь ты стал писателем, который не понаслышке знает, что такое страдания, а все равно говоришь такую ерунду, которую никто не купит. Раз уж ты пришел ко мне, то я очень хотела бы помочь. Что ты хочешь от меня услышать? Что ты хотел узнать?
— Так я же уже сказал. Хотел узнать, почему дует ветер. Почему слышен звук, когда хлопаешь в ладоши.
— Я не Нэйвер[20].
— Почему ты решила со мной расстаться? Этого нет ни в одном поисковике. Ведь не было никакой причины. Единственное, что я смог придумать, это то, что мы расстались потому, что я сделал тебе предложение. Мне нужна причина, иначе я спать не могу от мысли, что ты бросила меня просто так. Ну да ладно. Хватит. Я пойму. Еще недавно, нет, вот только сейчас, когда я смотрел на Ханган, пока ехал сюда в такси, я еще ничего не понимал. Но теперь, кажется, я начинаю понимать.
— Начинаешь понимать, почему я предложила расстаться?
— Ну да. Из-за теракта 11 сентября.
И мы громко рассмеялись. Можно ли вообще говорить серьезно о том, что где-то в Сеуле расстались влюбленные просто из-за того, что в Нью-Йорке произошел теракт. Но это как раз про нас. Конечно, можно назвать мои слова бредом, но вот что она сама сказала:
— Ты прав. Мы действительно расстались из-за того, что рухнули башни-близнецы Всемирного торгового центра. Мы никак не могли сохранить отношения в то время. Кроме того, я совсем не собиралась замуж. Буду рада, если ты сможешь это понять.
— Ясно. Я понял. И в мире до сих пор осталось еще очень много зданий, которые можно взорвать. И поскольку проблема терроризма пока глобально не решена, то никто не знает, когда упадет очередное строение.
Я полностью верил всему, что она говорила.
— Не надо этого сарказма. Что ты хотел мне сказать?
— Это не сарказм. Любовь — это как болезнь. Верно. Наша любовь началась с того, что в 1982 году в Лас-Вегасе один боксер умер, выдержав четырнадцать раундов, а закончилась на том, что 11 сентября 2001 года рухнули башни-близнецы. То есть мы как начали встречаться без какой-либо причины, так без причины и расстались. Теперь наконец и я дорос до того, чтобы это понять. Ну да ладно. Поужинаем?
Она посмотрела мне в глаза и замотала головой:
— У меня встреча.
— А, понятно. — Я немного помолчал. — Тогда сейчас тебе расскажу. В городе Кордова на Аляске живет индианка племени эяк, некая Мэри Смит Джонс. Она последний человек на Земле, кто знает эякский язык. И когда ее спросили, что она чувствует в данной ситуации, она ответила: «Не знаю, почему именно я, почему я оказалась этим человеком. Знаю только, что у меня душа болит от этого. Очень больно осознавать, что я последняя». Кто станет говорить, если никто не будет слушать? Весь мир — тишина. И пустота.
Она дослушала мой рассказ до конца и еще некоторое
— Хорошо, я отменю встречу и поужинаем вместе, а ты мне расскажешь об этом поподробнее.
— О чем?
— О тишине и пустоте.
6
Впервые я понял, что невозможно писать о боксе и при этом не писать о боли и смерти, благодаря американской писательнице Джойс Кэрол Оутс. Как-то она призналась, что, перед тем как написать свое эссе «О боксе (On boxing)», она специально пересмотрела запись выступления того боксера, о котором я говорил, что именно с него началась наша любовь. Еще она добавила, что в одной только Америке с 1945 по 1985 год так или иначе из-за бокса умерло как минимум триста семьдесят человек. Оутс объясняла парадокс бокса следующим образом: «Боксер не только устраивает спектакль, который является шокирующим торжеством способностей человеческого тела, но целенаправленно поражает воображение людей, которые пришли за теми переживаниями, которые не передать словами. Я хочу сказать, что бокс — это искусство единственное в своем роде и его невозможно ни с чем сравнить».
Я вспомнил эти слова Оутс на прошлой неделе, когда прошло два года с тех пор, как я пьяный завалился на радиостудию. На выходе из дома в почтовом ящике я заметил конверт. Я никак не ожидал, что это окажется письмо от моей бывшей девушки, которое она к тому же отправила экспресс-почтой. Обратный адрес говорил о том, что письмо было отправлено из Америки, из отеля «Сизос-палас» в Лас-Вегасе, штат Невада. Я вскрыл желтый конверт с печатью авиапочты и обнаружил внутри письмо и компакт-диск. В письме, которое в общей сложности растянулось аж на двенадцать листов, в углу каждого из которых стоял желтый герб отеля, она объясняла, что заставило ее прилететь в город посреди пустыни. Письмо начиналось со слов благодарности за то, что я рассказал ей историю, которая и привела ее в Штаты.
Суть в том, что Фонд корейской прессы осуществляет программу, дающую возможность отправиться на исследования в любой уголок мира. А история про Мэри Смит Джонс — последнюю носительницу эякского языка, которую я рассказал тогда, настолько запала Ан в душу, что она подала в Фонд заявку с названием «Смерть языка» с целью исследовать проблемы индейцев и судьбу исчезнувшего в Калифорнии индейского языка. В итоге ее заявка выиграла конкурс, и теперь Ан пребывала в университете города Беркли, недалеко от Сан-Франциско, в качестве приглашенного исследователя. Я довольно быстро прочитал все письмо до предпоследней страницы, не испытывая никаких особых эмоций, лишь изредка удивляясь про себя: «Надо же как!» Но последняя страница как будто была написана чуть позже остальных, в спешке и немного небрежным почерком.
«Ты прав. Утратить человека, с которым вы общались, — все равно что потерять способность выразить себя. На самом деле я приехала в Америку не только из-за того, что меня заинтересовал умирающий или уже мертвый язык, но потому еще, что уже давно, когда по телевизору снова показывали, как обрушились башни-близнецы Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, я смотрела этот сюжет, и вдруг мне захотелось узнать: а что же на самом деле произошло осенью 1982 года в Лас-Вегасе?»
Стоило мне прочитать это предложение, я сразу вспомнил, как она обратилась ко мне в первое Рождество нового тысячелетия, когда мы впервые встретились: «Я об этом боксере. О боксере, который умер в Лас-Вегасе. Можно ли написать роман о его страданиях?» И вдруг я понял, что не было нужды спрашивать у нее что-либо! Черт возьми! Получается, это вовсе не причуды моей логики и не шутка, в которой я, впав в отчаянье, нашел спасение, но чистая правда: мы полюбили друг друга именно из-за какого-то боксера, который в 1982 году умер в Лас-Вегасе, продержавшись на ринге четырнадцать раундов, а разошлись из-за теракта 11 сентября 2001 года.