Девушка конец света (Рассказы)
Шрифт:
7
Если верить письму, то, увидев по телевизору кадры разрушения башен-близнецов, заснятые очевидцами 11 сентября, она стала разыскивать след своего отца, который давным-давно затерялся где-то в Штатах. Она помнила отца в очках с толстыми линзами, нервно орущего на семью или лежащего, не в силах подняться от тяжелого похмелья, с мокрым полотенцем на голове. И хотя иногда его глаза за тяжелой роговой оправой очков наполнялись жалостью, когда он видел ее, тогда еще маленькую девочку, куда чаще она видела, как он воет, словно бесчувственное животное, и льет пустые слезы. Она не могла оправдать ни единой его слезинки. Очки он начал носить с 1977 года, когда сильно пострадал от взрыва на станции Ири[21]. В тот момент он находился неподалеку, в театре Самнам, где ждал начала выступления. Он вспоминал потом, что от взрыва в театре полностью снесло крышу. И
В 1970-х годах отец работал помощником ведущего, потому что из-за вечных слез и криков научился прекрасно гримасничать. Но только в мае 1980 года к нему пришла известность, когда он стал выступать в одной шоу-программе на региональном канале ТБС. Каждый раз, когда он появлялся на экране, у нее возникал один и тот же вопрос: «А это действительно мой отец?» — потому что он все время вел себя как дурак и глупо смеялся, чтобы ни происходило в программе. Ей было всего семь лет, но она умирала от стыда, когда видела отца, подслеповато щурящегося без очков (какой бы из него получился дурак в очках с черными роговыми оправами?), выставляющего себя на посмешище. Так же как раньше ее братья гордились, что их отец выступает в маленьком театре на окраине Сеула, и хвастались друзьям, что он комик, тыча в афиши с фотографией яйцеголового родителя, расклеенные по закоулкам и телефонным будкам, теперь братья каждый раз хлопали в ладоши от радости, что их отца показывают по телевизору, а она в это время забивалась в угол комнаты, затыкала уши руками и читала сказку про Рапунцель.
Еще с тех времен, когда отец играл в передвижном театре, его репертуар состоял из сказки о Черепахе, отправившейся на Луну. Действие происходило в двадцать первом веке, когда на Земле уже вымерли все зайцы, и его герой, следуя особому указу короля Дракона, отправляется на ракете на Луну, чтобы раздобыть правителю заячью печень. От начала до конца представления с Черепахой постоянно что-то происходит: то он врезается в коричное дерево, то поскальзывается на недогрызенной Зайцем морковке и вообще попадается на всяческие его хитрые уловки и в итоге уползает со сцены в одном исподнем. Такой вот фарс показывал ее отец. Хотя в своем пародийном выступлении он пошел по следам комика Пэ Сам Рёнга[24], было очевидно, что его сценка несколько устарела и явно уступает шоу Ли Чу Иля, примерно в это же время появившегося на экране со своими популярными фразами: «Капусту-то уже заквасили?», «Простите, что лицом не вышел» и знаменитым: «Что бы мне сегодня вам показать?», после чего он начинал вилять попой в танце под музыку «Susie Q». Ощущение, что выступление отца устарело, усиливалось оттого, что заканчивалось оно народной песней.
Конечно, все по-разному оценивают эту эпоху, но после убийства президента Пак Чон Хи[25] корейскому народу пришлось осознать, что времена меняются, и на фоне этих перемен на всенародном фестивале фольклорного искусства, появившемся в эпоху юсин и проводившемся на стадионе Чангчхунг в Сеуле, один вид Ли Чу Иля вызывал на лицах улыбку, чего нельзя было сказать об ее отце. Это было время парадоксов, которые не нуждались в объяснениях. И хотя она все так же убегала со слезами на глазах, расстроенная видом отца по телевизору, ее братья все чаще стали пародировать Ли Чу Иля и его мазохистское «Простите, что лицом не вышел», чем отца, уползавшего в одном нижнем белье со словами: «Ничего смешного».
Казалось, что это всего лишь вопрос времени, когда отца попрут с экрана, но внезапно ситуация повернулась таким образом, что он оказался тигром на бесхозной горе. Первого сентября 1980 года после инаугурации президента Чон Ду Хвана[26] Пэ Сам Рёнг, На Хун А, Хо Чжин, Ли Чу Иль и другие были объявлены «низкосортными комедиантами» и фактически дорога к телевизионным показам оказалась для них закрыта. Если бы ее отца причислили к «низкосортным», то ему пришлось бы разделить такую же судьбу, а так он мог продолжать выступать и мелькать на телеэкране без каких-либо последствий. Возможно, тогда для ее отца было самое счастливое время, поскольку он был комиком. Для нее же это счастье имело вид маленькой комнаты на втором этаже дома, где она сидела в одиночестве у окна и представляла, будто бы она — заточенная в башне Рапунцель, которая все ждет своего принца. И только много позже она поняла, что делал ее отец для того, чтобы она могла вот так мечтать у окошка.
8
Она покопалась в студийном архиве видеозаписей и наткнулась на имя отца в 1297-м выпуске программы «Новости Кореи»: «Специальные новости. Сюжет 11: Инаугурация президента Чон Ду Хвана». В пояснительной записке к выпуску значилось: «Реакция граждан — комик Ан Пок Нам с народной песней». Имя ее отца было записано иероглифами. Она взяла пленку и расположилась в соседней комнате, где было установлено видеооборудование. Не испытывая особого
На экране показывали, как первого сентября 1980 года перед толпой, собравшейся у Голубого дома[27], который был временно открыт для публики, вышел г-н Ан Пок Нам, запрокинул голову и затянул: «Пришел добрый и мудрый король!» И хотя в комментариях к видеозаписи было отмечено, что это сюжет про комика Ан Пок Нама, исполняющего народную песню, на этом выступление ее отца заканчивалось. Видимо, со временем заявленная традиционная песня сильно изменилась, и скорее всего после этой строчки шли остальные слова, но, как бы то ни было, в выпуске «Новостей Кореи», освещавшем инаугурацию президента Чон Ду Хвана, комик Ан Пок Нам появился ровно на семь секунд, пропев лишь: «Пришел добрый и мудрый король!» — и это всё. Хотя, наверное, с точки зрения редакторов «Новостей Кореи», вполне хватит одной этой строчки, а весь остальной куплет уже не важен. Она представила, как в сентябре 1980 года этот выпуск новостей транслировали на всю страну. Как же это было ужасно!
Хотя Ан уже стала продюсером, она ни разу не упоминала, кем был ее отец. И не только из-за того, что в один прекрасный день тот бросил семью и уехал в Америку, но и потому, что было нелепо говорить про отца-комика, учитывая, что чуть больше чем через год после своего дебюта на телеэкране он уже перестал существовать для зрителей. Вспоминая комедиантов того времени, люди называли только такие имена, как Пэ Сам Рёнг, Нам По Вон, Ку Понг Со, Ли Ки Донг и Ли Чу Иль. Однако, посмотрев 1297-й выпуск «Новостей Кореи», она подумала, что, вопреки ожиданиям, наверняка многие должны помнить ее отца. Новости в то время смотрели на большом экране в кинотеатрах, и едва ли можно забыть сюжет о комедианте, который выкрикнул слова «Пришел добрый и мудрый король!» в адрес военного диктатора, ставшего президентом страны после убийства множества ни в чем не повинных сограждан. И тогда она, которая никогда в жизни не могла представить себе, чтобы отец был способен на такое, решила, что, наверное, пора оставить попытки разыскать его след. По большому счету с отцом она провела всего семнадцать месяцев: с мая 1981 года по октябрь 1982-го. Вероятно, на самом деле Ан Пок Нам был совсем не тем человеком, которого она знала. И вполне возможно, что она так никогда и не поймет, почему Ан Пок Нам бросил семью и уехал в Америку. В то время ей действительно казалось, что правильнее будет прекратить его поиски.
В письме она написала следующее:
«Помнишь, о чем мы говорили в тот вечер, когда видели сову около озера в Чхунчжу? Я рассказывала о том, как чувствуешь себя, монтируя в одиночестве студии историю чьей-нибудь жизни, прослушивая пленку по несколько раз. Пока допоздна редактируешь эти записи, в какой-то момент перестаешь обращать внимание на само содержание, но слышишь только интонацию и скорость речи. И когда долго вслушиваешься в эти звуки, начинает казаться, что за ними можно услышать жизнь человека: свет и тень, холод и жар, одиночество и грусть. Я много думала о том, что жизнь человека передается не в самой истории, но в тех мелких деталях, которые чувствуются в его голосе. „О, человек сейчас рассказывает трагический эпизод своей жизни, но ведь голос выдает, что в то время он был счастлив, как никогда“, — часто бубнила я себе под нос, раз за разом воспроизводя запись. Когда я редактирую пленку, грустнее всего мне становится, если рассказчик вдруг замолкает. История еще не закончена, но в какой-то момент она обрывается на полуслове. Повисает тишина, и только пленка продолжает крутиться. Тишина и темнота. И я слышу только помехи. Может быть, именно в эти паузы в рассказах я и вслушивалась, прокручивая запись по несколько раз. Может, именно в этом молчании вся правда. Секунда, две, три, четыре, пять. Я жду, пока человек снова заговорит, и читаю переживания стихшего голоса».
Она расспросила людей, которые помнили ее отца, сходила в архив и на студию, где нашла еще несколько записей, и сделала копию с одной пленки. Сначала она озаглавила ее просто: «На Луну», но потом приписала: «Комик, отправившийся на Луну». После этого она стала включать запись с выступлением отца каждый раз, как только у нее появлялось свободное время. Иногда она не смотрела на экран, а только слушала, что происходит на сцене, а иногда отключала звук и смотрела только видеоряд. Иногда мыла посуду, запустив пленку, а однажды был случай, когда она сильно напилась, улеглась спать, даже не переодевшись и не смыв макияж, но все равно включила запись представления, а утром с удивлением смотрела на синий экран телевизора. Сначала действия отца в этом номере вызывали у нее только недоумение и стыд, но в конце концов она стала воспринимать все отстраненно, словно читала пространные предложения философского трактата.