Девушка, кошка и дракон
Шрифт:
Девочка сидела на кровати сжавшись в комочек и глядела на них огромными глазами. На щеках блестели мокрые дорожки.
Синицын нахмурился: «Странно, вроде вчера все было нормально. Хотя... Может стоило поговорить с ребенком, но после устроенного папашей скандала... да и вела она себя вполне адекватно, а сейчас чуть не трясется от страха. И ведь не только на меня, но и на мать смотрит с испугом». В голове у него мелькнуло нехорошее подозрение.
— Она говорит, что не знает меня и не знает, как ее зовут! — запричитала женщина.
Подозрение стало оформляться в уверенность.
— Выйдете.
— Я никуда не пойду, пока вы не объясните, что с моей дочерью!
— Вы ее пугаете. Подождите за дверью, пока я осмотрю вашу дочь, — с нажимом сказал Синицын.
Дождавшись, когда нервная мамаша выйдет, он сел на стул.
— Не нужно бояться. Ты в больнице, а я врач и мне нужно тебя осмотреть. А потом мы поговорим, хорошо?
Девочка кивнула и немного расслабилась.
— Ну вот и ладно. Тогда ляг ровно.
Дождавшись, когда ребенок устроится на кровати, Синицын быстро осмотрел швы на животе, проверил пульс, попутно отмечая реакцию на свет и звуки. Если не учитывать последствий недавнего испуга, все было в норме.
— Скажи, ты знаешь, почему сюда попала?
— Я не помню, — помотала головой девочка
— А что помнишь?
— Помню, как проснулась. Сильно кружилась голова и думать было трудно. Потом уснула, а потом проснулась снова. И вы с какой-то женщиной, наверное, медсестрой, меня так же осматривали. А потом поняла, что не знаю, как меня зовут, и испугалась. И тут пришла та женщина, — девочка кивнула на закрытую дверь, — и стала звать меня Сашей, и сказала, что она моя мама. А потом закричала и убежала.
— Ну что же. Тебя действительно зовут Саша, а эта женщина правда твоя мама. Зовут ее Лена. Не помнишь?
— Нет, — девочка отрицательно помотала головой, потом внимательно посмотрела ему в глаза и спросила: — А почему я этого не помню?
Синицын задумался. Вопрос был неожиданным, и «не знаю» сказать было нельзя. Но как объяснить одиннадцатилетнему ребенку, что у него скорее всего амнезия, вызванная реакцией на неправильно подобранную наркозную смесь, чтоб не возникло лишних вопросов ни у ребенка, ни у родителей?
— Тебе сделали операцию. Но лекарство, которое тебе дали, чтоб не было больно, подействовало слишком сильно. Такое случается очень редко, и заранее узнать об этом нельзя. Из-за этого ты проспала очень долго и могла что-то забыть. Не волнуйся, это не навсегда и через какое-то время ты все вспомнишь.
— Это как в кино, про потерю памяти? А если не вспомню? Ведь я даже не помню, как меня зовут, — вопросы зазвучали бодрее. Кажется, ребенок успокаивался.
— Но ведь как разговаривать, что такое больница, кино, операция и лекарство ты помнишь.
— Помню.
— Ну вот. Значит забыла ты не все, а остальное потом постепенно вспомнишь.
Синицын встал с кровати и вышел за дверь.
***
Елена подошла к врачу, закрывшему дверь в палату.
— Ну что с ней?
— Пока могу сказать, что у вашей дочери, скорее всего, частичная потеря памяти, вызванная реакцией организма на наркоз. К сожалению, предугадать подобное невозможно. Мы проведем дополнительное обследование, но думаю — это единственная проблема.
Эти слова, сказанные спокойным, почти безразличным тоном вызвали у Елены ярость.
— То есть то, что ребенок забыл
— Судя по тому, что она внятно отвечает на вопросы и ведет себя вполне адекватно, амнезия лишь частичная и, скорее всего, временная. Даже если что-то и забылось окончательно, то это возможно вам на руку.
— Я прихожу в палату и вижу ребенка трясущимся от страха. Это по-вашему адекватное поведение!? И как потеря памяти может быть на руку?
Врач был по-прежнему спокоен.
— Девочка проснулась и поняла, что не знает где находится и не помнит собственного имени. Да даже у взрослого будет шок в такой ситуации. А вы еще и кричать в палате начали, когда она сказала, что вас не помнит. Тем самым напугали ее еще больше. Что же насчет пользы... Она знала почему ложится на операцию? Могла хотя бы мельком услышать о диагнозе?
— Вряд ли, а что? — слова врача чуть остудили гнев.
— Подумайте, ведь если бы она даже мельком слышала и запомнила свой диагноз, то найти нужную информацию в Интернете несложно. Представьте шок девочки, когда она узнает кто она на самом деле. А так она будет жить как обычный ребенок. Если вопросы появятся, то расскажете ей, что в детстве из-за болезни ей удалили яичники. Это объяснит все странности, начиная от необходимости пить гормональные препараты и заканчивая неспособностью иметь детей. С учетом же ее возраста, любые утраченные знания и навыки восстановить будет очень легко.
Елена задумалась. В чем-то врач был прав. Гнев ушел, но остался страх.
— Могу я, наконец, ее увидеть?
—Да, конечно. Но пока только в моем присутствии.
Врач отошел в сторону, пропуская Елену в палату и вошел следом.
***
Когда врач вышел, я мысленно, а потом и физически вытер пот со лба. Совет Рей пришелся как нельзя вовремя. Кто бы мог подумать, что детское тело настолько сильно накрывает эмоциями. Повторный разговор с «мамой» и врачом прошел малопродуктивно. Почти на все вопросы женщины пришлось отвечать «не помню». И никакая «память прежнего владельца тела», о которой так любят писать в книгах, просыпаться не пожелала. Из разговора удалось почерпнуть немного полезной информации: имена нынешних «родителей», или уже без кавычек родителей, и пары подружек. А еще мне одиннадцать, и я шестиклассник, точнее шестиклассница. Ну и из вопросов про номер дома без номера квартиры и цвета машин папы и мамы стало ясно, что новая семья не бедствует. Вопросы врача касались в основном окружающего мира и моего самочувствия. Тут пришлось отвечать осмотрительнее, и надеяться на то, что не ляпнул чего-нибудь неизвестного одиннадцатилетним детям.
По итогам разговора мне достались крепкие объятия и обещание навестить завтра. А еще тайком от врача под моей подушкой был оставлен старенький, хотя и неплохо сохранившийся мобильник. Вот он-то и преподнес мне сюрприз.
— Так, нужно посмотреть контакты и сообщения, — бормоча про себя я достал из-под подушки телефон. На дисплее поверх заставки с цветочками светились время и дата: двадцать пятое декабря две тысячи десятого года. Телефон вовсе не был хорошо сохранившимся раритетом.
— О, до твоей смерти еще шесть лет, — довольно заявила Рей, выглядывая из-за моего плеча.