Девушка, которая взрывала воздушные замки (Luftslottet som sprangdes)
Шрифт:
– Значит, вам не кажется правдоподобным, что он мог подвергать Лисбет Саландер грубому сексуальному насилию?
– Я считаю это утверждение абсурдом. У нас имеются ежемесячные отчеты адвоката Бьюрмана, и я неоднократно лично обсуждала с ним данное дело.
– Адвокат Джаннини выдвинула требование незамедлительно освободить Лисбет Саландер от опекунства.
– Никто не радуется больше нашего комитета, когда появляется возможность отменить опекунство. Но, к сожалению, на нас лежит ответственность, означающая, что мы должны следовать действующим правилам. Со стороны комитета мы требуем, чтобы Лисбет Саландер
– Понятно.
– Это означает, что ей необходимо пройти психиатрическое обследование, от которого она, как известно, наотрез отказывается.
Допрос Ульрики фон Либенсталь продолжался чуть более сорока минут и сопровождался изучением ежемесячных отчетов Бьюрмана.
Под самый конец допроса Анника Джаннини задала один-единственный вопрос.
– Вы находились в спальне адвоката Бьюрмана в ночь с седьмого на восьмое марта две тысячи третьего года?
– Разумеется, нет.
– Значит, вы не имеете ни малейшего представления о том, правдивы сведения моей подзащитной или нет?
– Выдвинутое против адвоката Бьюрмана обвинение нелепо.
– Это ваша точка зрения. Вы можете составить ему алиби или каким-то иным образом документально подтвердить, что он не насиловал мою подзащитную?
– Естественно, не могу. Но правдоподобность…
– Спасибо. Это все, – сказала Анника Джаннини.
*
Около семи часов вечера Микаэль Блумквист встретился с сестрой в офисе «Милтон секьюрити» возле Шлюза, чтобы подвести итоги дня.
– Все было примерно так, как мы и предполагали, – сказала Анника. – Экстрём купился на автобиографию Саландер.
– Отлично. Как она держится?
Анника вдруг рассмеялась.
– Она держится замечательно и предстает законченной психопаткой. Ведет себя совершенно естественно.
– Хм.
– Сегодня речь в основном шла о Сталлархольме. Завтра очередь Госсеберги – допрос сотрудников из технического отдела и тому подобное. Экстрём будет пытаться доказать, что Саландер поехала туда с целью убить отца.
– О’кей.
– Но у нас может возникнуть техническая проблема. Сегодня после обеда Экстрём вызывал Ульрику фон Либенсталь из комитета по надзору за органами опеки и попечительства, и та завела речь о том, что я не имею права представлять Лисбет.
– Как это?
– Она считает, что, поскольку Лисбет объявлена недееспособной, она не имеет права сама выбирать себе адвоката.
– Вот как?
– То есть чисто технически я не могу быть ее адвокатом без одобрения комитета по надзору за органами опеки и попечительства.
– И?
– Судья Иверсен должен завтра утром объявить о своей позиции по данному вопросу. Я с ним наскоро переговорила после окончания судебного заседания. Думаю, он разрешит мне продолжать ее представлять. Я аргументировала тем, что для протестов у комитета имелось три месяца и что несколько самонадеянно выступать с подобным заявлением, когда процесс уже начался.
– На пятницу в качестве свидетеля вызван Телеборьян. Помни, его допрашивать должна ты.
*
В четверг, изучив калибры и фотографии и выслушав многословные выводы технической экспертизы по поводу произошедшего в Госсеберге, прокурор Экстрём твердо заявил, что все доказательства
Тот факт, что Александр Залаченко (согласно рассказу Лисбет Саландер) или, возможно, убийца полицейского Рональд Нидерман (согласно свидетельству, оставленному Залаченко до того, как его убили в Сальгренской больнице), в свою очередь, пытался убить Лисбет Саландер и закопал ее в яме посреди леса, ни в коей мере не смягчал того обстоятельства, что она, выследив отца в Госсеберге, направилась туда с целью лишить его жизни. Ей к тому же почти удалось воплотить замысел в жизнь, когда она ударила его топором по лицу. Экстрём настаивал на том, чтобы Лисбет Саландер судили за попытку убийства или его подготовку, а также – в любом случае – за нанесение тяжких телесных повреждений.
По словам самой Лисбет Саландер, она поехала в Госсебергу с целью встретиться с отцом и заставить его признаться в убийстве Дага Свенссона и Миа Бергман. Это заявление имело чрезвычайную важность для определения умысла.
Когда Экстрём закончил допрос свидетеля Мелкера Ханссона из технического отдела полиции Гётеборга, адвокат Анника Джаннини задала тому несколько коротких вопросов.
– Господин Ханссон, среди всех полученных вами данных есть ли хоть один факт, опираясь на который вы могли бы уличить Лисбет Саландер во лжи относительно цели ее поездки в Госсебергу? Вы можете доказать, что она отправилась туда с целью убить отца?
Мелкер Ханссон немного подумал.
– Нет, – ответил он под конец.
– Следовательно, вы не можете ничего сказать по поводу ее умысла?
– Не могу.
– Значит, вывод прокурора Экстрёма, пусть красноречивый и многословный, является лишь предположением?
– Думаю, да.
– Лисбет Саландер заявила, что привезла с собой польский пистолет «Р-83 ванад» чисто случайно, поскольку просто не знала, как ей поступить с оружием, отобранным накануне в Сталлархольме у Сонни Ниеминена, и держала его в сумке. Имеется ли среди технических доказательств что-либо, опровергающее это заявление?
– Нет.
– Спасибо, – сказала Анника Джаннини, садясь.
За тот час, пока допрашивали Ханссона, она не произнесла больше ни слова.
*
Биргер Ваденшё покинул квартиру «Секции» на Артиллеригатан около шести часов вечера в четверг. У него было ощущение, что над ним сгущаются грозовые тучи и близится катастрофа. Он уже несколько недель сознавал, что должность директора, то есть руководителя «Секции спецанализов», он занимает лишь по виду, но на деле никто не обращает внимания на его взгляды, протесты и мольбы. Решения принимает исключительно Фредрик Клинтон. Будь «Секция» открытой и публичной структурой, он обратился бы к вышестоящему начальнику и изложил свои претензии. Но в сложившейся ситуации жаловаться было некому. Он оказался в одиночестве, отданным на милость человека, которого считал психически больным. Самое ужасное, что Клинтон пользовался непререкаемым авторитетом. И сопливые щенки вроде Юнаса Сандберга, и верные работники вроде Георга Нюстрёма – все, казалось, дружно подстроились и подчиняются любому слову этого смертельно больного психа.