Девушка, которая взрывала воздушные замки (Luftslottet som sprangdes)
Шрифт:
Шаг за шагом она обдумывала план. Еще одну трудность составляла одежда. На Лисбет были трусы, больничная ночная рубашка и выданные ей пластиковые шлепанцы. Также имелись двести крон, полученные от Анники Джаннини для покупки сладостей в больничном киоске. Этого могло хватить, во-первых, на приобретение в магазине «секонд-хенд» дешевых джинсов с футболкой, при условии, что она сумеет найти в Гётеборге «секонд-хенд», а во-вторых, на телефонный разговор с Чумой. А там уже все устроится. В течение нескольких суток после
Андерс Юнассон приветственно кивнул и опустился на стул для посетителей. Лисбет села на край кровати.
– Здравствуй, Лисбет. Прости, что в последние дни не успевал тебя навещать, но у меня творилось что-то жуткое в отделении неотложной помощи, да еще меня назначили руководителем двух молодых врачей.
Лисбет кивнула. Она вовсе не думала, что доктор Андерс Юнассон должен специально приходить ее навещать.
Он взял ее журнал и стал внимательно изучать температурные кривые и порядок лечения препаратами, в ходе чего отметил, что температура постоянно держится между 37 и 37,2 и что за прошедшую неделю ей ни разу не давали таблеток от головной боли.
– Твоим врачом является доктор Эндрин. Вы с ней ладите?
– Она ничего, – ответила Лисбет без особого энтузиазма.
– Не возражаешь, если я тебя осмотрю?
Она снова кивнула. Достав из кармана ручку с фонариком, он наклонился и посветил ей в глаза, чтобы проверить, как сжимаются и расширяются зрачки, попросил ее открыть рот и осмотрел горло. Потом осторожно взял ее руками за шею и несколько раз повернул в разные стороны голову.
– Затылок не болит? – спросил он.
Она помотала головой.
– А как обстоит дело с головной болью?
– Иногда дает о себе знать, а потом проходит.
– Процесс заживления еще продолжается. Головные боли постепенно сойдут на нет.
Волосы у нее по-прежнему были очень короткими, и, чтобы нащупать шрам над ухом, ему требовалось лишь отогнуть в сторону маленький вихор. Шрам заживал хорошо, но на ране еще сохранялась корочка.
– Ты снова расчесала рану. Прекрати это.
Она кивнула еще раз. Он взял ее за левый локоть и поднял руку.
– Можешь поднять руку самостоятельно?
Она вытянула руку вверх.
– Плечо болит или доставляет какие-нибудь неприятные ощущения?
Она помотала головой.
– Тянет?
– Чуть-чуть.
– Думаю тебе надо побольше тренировать мышцы плеча.
– Когда сидишь взаперти, это трудно.
Он улыбнулся:
– Это не навсегда. Ты делаешь упражнения, как велит терапевт?
Она опять ответила кивком.
Он достал стетоскоп и ненадолго прижал его к собственной руке, чтобы согреть. Потом сел на край кровати, расстегнул ее ночную рубашку, послушал сердце и смерил пульс. Затем попросил ее нагнуться вперед, приставил
– Покашляй.
Она покашляла.
– О’кей. Можешь застегнуть рубашку. С медицинской точки зрения ты более или менее восстановилась.
Лисбет кивнула. Она ожидала, что теперь он встанет и пообещает заглянуть через несколько дней, но он остался сидеть и довольно долго сидел молча, казалось, над чем-то размышляя. Лисбет терпеливо ждала.
– Знаешь, почему я стал врачом? – вдруг спросил он.
Она помотала головой.
– Я из рабочей семьи. Мне всегда хотелось стать врачом. Мальчишкой я собирался быть психиатром. Я был жутко умным.
Как только он упомянул слово «психиатр», Лисбет вдруг посмотрела на него с пристальным вниманием.
– Но я не был уверен, что осилю занятия. Сразу после окончания гимназии я выучился на сварщика и примерно год проработал в этом качестве.
Он кивнул, словно хотел подтвердить, что все так и было.
– Я считал хорошей идеей иметь что-то в запасе на случай, если не сумею завершить медицинское образование. Между сварщиком и врачом не такая уж большая разница. В обоих случаях приходится что-то чинить. Вот теперь я работаю в Сальгренской больнице и чиню таких, как ты.
Она нахмурила брови, с подозрением подумав, уж не подтрунивает ли он над ней. Но вид у него был совершенно серьезный.
– Лисбет… я хотел бы знать…
Он так надолго замолчал, что Лисбет уже готова была спросить, что ему надо, но сдержалась и терпеливо ждала.
– Я хотел бы знать, не рассердишься ли ты, если я попрошу разрешения задать тебе личный вопрос. Я хочу задать его как частное лицо. То есть не как врач. Я не стану записывать твой ответ и обещаю ни с кем его не обсуждать. Если не захочешь, можешь не отвечать.
– Что?
– Это неделикатный и личный вопрос.
Она посмотрела ему в глаза.
– С тех пор как тебя в двенадцать лет заперли в больнице Святого Стефана в Упсале, когда какой-нибудь психиатр пытается с тобой поговорить, ты отказываешься отвечать даже на обращение. Почему?
Глаза Лисбет Саландер немного потемнели. Две минуты она просто смотрела на Андерса Юнассона ничего не выражающим взглядом и молчала.
– Почему тебя это интересует? – в конце концов спросила она.
– Честно говоря, сам толком не знаю. Думаю, что я пытаюсь кое в чем разобраться.
Ее рот слегка скривился.
– Я не разговариваю с психдокторами, потому что они никогда не слушают то, что я говорю.
Андерс Юнассон кивнул и внезапно рассмеялся.
– О’кей. Скажи мне… что ты думаешь о Петере Телеборьяне?
Андерс Юнассон произнес это имя так неожиданно, что Лисбет почти вздрогнула. Ее глаза заметно сузились.
– Какого черта, ты задаешь двадцать вопросов! Что тебе надо?