Девушка, которая застряла в паутине

Ларссон Стиг

Но сперва ему следовало выполнить свой гражданский долг. Если увиденный им мужчина действительно был тем же человеком, что и на камере наблюдения Франса Бальдера, и имелся хотя бы минимальный шанс его найти, необходимо поставить в известность полицию, поэтому Микаэль позвонил Яну Бублански. Убедить комиссара оказалось не так-то легко, но прежде всего Микаэлю было не так-то просто убедить самого себя. Однако, несмотря на многочисленные уклонения от истины в последнее время, у него, видимо, сохранился старый кредит доверия. Бублански пообещал выслать наряд.

– Что ему понадобилось в твоих кварталах?

– Не

знаю, но подозреваю, что поискать его будет не лишним.

– По-прежнему чертовски неприятно, что Август Бальдер находится неизвестно где, – добавил Бублански с некоторым укором в голосе.

– По-прежнему чертовски неприятно, что у вас произошла утечка, – ответил Микаэль.

– Могу сообщить тебе, что нашу утечку мы идентифицировали.

– Неужели? Это же замечательно!

– Боюсь, что не так замечательно. Мы полагаем, что могло иметься несколько утечек, из которых все относительно безобидны, за исключением, возможно, самой последней.

– Тогда вам надо постараться найти ее.

– Мы делаем все, что можем. Но мы начинаем подозревать…

– Что?

– Ничего…

– Ладно, ты не обязан рассказывать.

– Мы живем в безумном мире, Микаэль.

– Правда?

– В мире, где безумное считается нормальным.

– В этом ты, пожалуй, прав. До свидания, комиссар.

– До свидания, Микаэль. Только не делай больше глупостей.

– Я постараюсь, – ответил он.

Микаэль пересек Рингвэген и спустился в метро. Он поехал по красной линии в сторону станции «Норсборг» и вышел в районе Лильехольмен, где уже около года в маленькой современной квартире без порогов жил Хольгер Пальмгрен. Услышав в телефоне голос Блумквиста, он явно испугался. Но как только Микаэль заверил, что с Лисбет всё в порядке – надеясь, что в этом отношении не грешит против истины, – журналист сразу почувствовал, что ему рады гораздо больше.

Вышедший на пенсию адвокат Хольгер Пальмгрен на протяжении многих лет являлся опекуном Лисбет, с тех самых пор, когда она тринадцатилетней девочкой находилась взаперти в психиатрической клинике Святого Стефана в Упсале. К настоящему моменту Хольгер перенес два или три инсульта, был старым и несчастным человеком и уже какое-то время передвигался лишь с помощью ходунков, а иногда почти не мог передвигаться даже с ними. Левая сторона его лица отвисла, а левая рука почти не двигалась. Но мозг его был ясным, а память – исключительной, если речь шла о давних событиях, и особенно если дело касалось Лисбет Саландер. Никто не знал ее так, как он.

Хольгер Пальмгрен добился успеха там, где все психиатры и психологи совершали ошибки или, возможно, не слишком старались. После проведенного в аду детства, когда девочка утратила доверие ко всем взрослым и представителям властей, Хольгер Пальмгрен нашел к ней подход и заставил разговаривать. Микаэль считал это маленьким чудом. Лисбет являлась кошмаром для всех психотерапевтов. А Хольгеру она рассказывала о своих самых болезненных детских воспоминаниях. В частности, именно поэтому Микаэль сейчас набрал код на дверях дома 96 на площади Лильехольмсторг, поднялся на лифте на пятый этаж и позвонил.

– Старый друг, – приветствовал его в дверях Хольгер. – Как я рад тебя видеть… Но у тебя бледный вид.

– Я

просто немного плохо спал.

– Легко понять, если в тебя стреляют… Я читал об этом в газете. Жуткая история.

– Это точно.

– Произошло что-то еще?

– Я сейчас расскажу, – ответил Микаэль, усаживаясь на красивый желтый мягкий диван возле балкона и ожидая, пока Хольгер с огромным трудом опустится в стоящее рядом инвалидное кресло.

Затем журналист начал в общих чертах пересказывать события. Но когда он дошел до своих соображений-подозрений, зародившихся на булыжной мостовой Бельмансгатан, его тотчас прервали.

– Что ты говоришь?

– Я думаю, это была Камилла.

Хольгер буквально оцепенел.

– Та Камилла?

– Именно та.

– Господи, – произнес Хольгер. – И что произошло?

– Она исчезла. Но задним числом возникло ощущение, будто в мозгу у меня все завертелось…

– Могу понять. Я полагал, что Камилла пропала из нашей жизни раз и навсегда.

– Сам-то я почти забыл, что их было двое…

– Еще как двое – две сестры-двойняшки, которые ненавидели друг друга.

– Конечно, я это знал, – продолжал Микаэль. – Но потребовалось напоминание, чтобы я начал задумываться всерьез. Я ведь, как уже говорилось, размышлял над тем, почему Лисбет ввязалась в эту историю. Зачем ей, бывшему суперхакеру, понадобилось интересоваться примитивным вторжением в компьютеры?

– И теперь ты хочешь, чтобы я помог тебе понять…

– Что-то в этом роде.

– Ладно, – начал Хольгер. – Предыстория тебе известна, не так ли? Мать, Агнета Саландер, работала кассиршей в супермаркете «Консум Цинкен» и жила одна с двумя дочерьми на Лундагатан. Возможно, их совместная жизнь могла бы сложиться довольно удачно. Денег в доме частенько не хватало, и Агнета, тогда еще совсем молоденькая, не имела возможности получить образование. Но она была любящей и внимательной. Ей хотелось создать дочкам хорошие условия. Дело было только в том…

– Что иногда их навещал отец.

– Да, иногда появлялся отец, Александр Залаченко, и его посещения почти всегда заканчивались одним и тем же. Он насиловал и избивал Агнету, а дочери сидели в соседней комнате и все слышали. Однажды Лисбет нашла мать на полу без сознания…

– И тогда она отомстила в первый раз.

– Во второй. В первом случае она ударила Залаченко ножом в плечо.

– Верно, но в этот раз она бросила ему в машину пакет от молока, наполненный бензином, и подожгла.

– Именно. Залаченко горел, словно факел, получил тяжелые ожоги, и ему пришлось ампутировать ногу. Саму же Лисбет заперли в детской психиатрической клинике.

– А мать попала в пансионат для тяжелобольных.

– Да, и для Лисбет это стало во всей истории самым тяжелым ударом. Матери было всего двадцать девять лет, и она уже так и не пришла в себя. В течение четырнадцати лет Агнета жила в пансионате с тяжелым повреждением мозга и очень мучилась. Часто она вообще оказывалась неспособна общаться с окружающими. Лисбет навещала ее так часто, как только могла, и я знаю, что она мечтала о том, что мать когда-нибудь поправится, и они опять смогут начать разговаривать и заботиться друг о друге. Но этого так и не случилось. Для Лисбет это стало сущим мраком. Она наблюдала, как мать чахнет и постепенно умирает.