Девушка, которую ты покинул
Шрифт:
— Но почему именно сейчас? — возмущается Лив. — Спустя сто лет после кражи. Не потому ли, что работы месье Лефевра стоят на сегодняшний день гораздо дороже?
— Стоимость картины не имеет значения.
— Прекрасно. Значит, стоимость картины не имеет значения. Тогда я вам ее возмещу. Прямо сейчас. Хотите, я отдам за нее ровно столько, сколько мы заплатили? Потому что у меня сохранилась расписка. Может быть, возьмете деньги и оставите меня в покое?
В комнате становится тихо.
Генри осторожно трогает ее за плечо. Она так сильно сжимает ручку, что костяшки
— С вашего позволения, — вкрадчиво начинает он, — цель сегодняшней встречи — найти способы возможного разрешения ситуации и выбрать из них наиболее приемлемый.
Джейн Дикинсон перешептывается с Андре Лефевром. Своим наигранным спокойствием она чем-то напоминает учительницу начальных классов.
— Должна заметить, что для семьи Лефевр единственным приемлемым решением является возможность получить свою картину обратно, — произносит она.
— Но это не их картина, — не выдерживает Лив.
— Согласно положениям Гаагской конвенции, картина принадлежит им, — невозмутимо парирует Джейн.
— Чушь собачья!
— Это закон.
Лив снова поднимает глаза и замечает, что Пол по-прежнему смотрит прямо на нее и выражение глаз у него слегка виноватое. Словно он просит у нее прощения. Интересно за что. За неприличную перебранку за полированным столом красного дерева? За украденную ночь? За украденную картину? Она не знает. «Не смотри на меня», — говорит ее взгляд.
— Может быть… — вмешивается в разговор Шон Флаерти. — Может быть, прислушаемся к совету Генри и, по крайней мере, наметим пути решения проблемы.
— Ради бога, намечайте сколько угодно! — взрывается Лив.
— Существует множество прецедентных дел. Так, миссис Халстон может выплатить искомую сумму. Это означает, миссис Халстон, что вы выплачиваете семье Лефевр стоимость картины и оставляете ее у себя.
— Как я уже отметила, семья не заинтересована в деньгах. Они хотят получить картину, — не отрывая взгляд от блокнота, произносит Джейн Дикинсон.
— Прекрасно, — не выдерживает Лив. — Вы что, думаете, я раньше никогда не вела переговоров? И не знаю, что существуют особые условия?
— Лив, — останавливает ее Генри. — Если бы мы могли…
— Я отлично понимаю, что здесь сейчас происходит. «О нет, какие деньги! Нам не надо никаких денег». И так до тех пор, пока речь не заходит о сумме, равной крупному выигрышу в лотерею. И тогда все сразу забывают о своих задетых чувствах.
— Лив… — прерывает ее Генри. Она тяжело вздыхает, руки под столом ходят ходуном. — Существует возможность достичь соглашения о совместном владении картиной. Хотя подобные дела, когда речь идет о так называемых неделимых вещах, таких как эта, чрезвычайно сложны. И тем не менее имели место случаи, когда сторонам удавалось договориться о поочередном праве использования произведения искусства в течение определенного срока или о совместном пользовании, но при условии экспонирования работы в крупной художественной галерее. Естественно, вещь должна быть снабжена соответствующей табличкой, информирующей посетителей об истории экспроприации картины, а также о великодушии предыдущих ее владельцев, — заканчивает
— Нет, — одновременно говорят Лив и Лефевр.
— Мисс Халстон?
— Миссис Халстон, — поправляет она.
— Миссис Халстон… — В голосе Пола появляются металлические нотки. — Я обязан вам сообщить, что наше дело имеет хорошую судебную перспективу. У нас собрано достаточно доказательств того, что имела место незаконная экспроприация, существует также ряд прецедентных дел, и это увеличивает наши шансы на успех. Поэтому советую вам, в ваших же интересах, подумать о заключении соглашения.
В комнате снова повисает тишина.
— Вы что, запугиваете меня? — спрашивает Лив.
— Нет, — медленно говорит он. — Я просто хочу вам напомнить, что в наших общих интересах решить вопрос полюбовно. Так как на этом дело не закончится. Я… Мы не намерены отступать.
И она вдруг видит его руки на своей обнаженной талии, его спутанные каштановые волосы у себя на груди, его улыбающиеся в полутьме глаза.
— Картина не ваша, и не вам ее забирать у меня, — вздергивает она подбородок. — До встречи в суде.
Они в кабинете у Генри. Она уже выпила приличную порцию виски. Она еще никогда в жизни не пила днем виски, но Генри, не спрашивая, наливает ей, будто так и положено. Он ждет, пока она допьет, и только потом говорит:
— Должен вас предупредить, что это дело обойдется вам недешево.
— Насколько недешево?
— Ну, в ряде случаев приходится продавать произведение искусства, просто чтобы покрыть судебные издержки. Не так давно у меня был истец из Коннектикута, которому возвратили украденные работы стоимостью двадцать два миллиона долларов. И одному только адвокату ему пришлось заплатить более десяти миллионов. Нам придется платить официальным экспертам, в частности французским, учитывая историю картины. И имейте в виду, что подобные дела обычно тянутся долго.
— Но ведь, если мы выиграем, судебные издержки оплачивают они. Так?
— Не обязательно.
— Так о какой цифре идет речь? — пытается переварить полученную информацию Лив. — О пятизначной?
— Я бы сказал, что о шестизначной. Все зависит от того, что они смогут предъявить. Тем более что имеются прецеденты, — пожимает плечами Генри. — Мы можем доказать, что у вас имеется подтверждение права собственности. Но в истории картины есть существенные пробелы, и если они найдут доказательства, что картина была изъята во время войны, то…
— Значит, говорите, шестизначная… — нервно меряет Лив шагами кабинет. — Поверить не могу. Поверить не могу, что кто-то может просто так вторгнуться в мою жизнь и потребовать мою вещь. То, что всегда мне принадлежало.
— Их дело не такое уж бесспорное. Но не могу не отметить, что в данный момент политический климат благоприятен для тех, кто предъявляет права на перемещенные произведения искусства. В прошлом году «Сотбис» продал уже тридцать восемь подобных работ. А еще десять лет назад — ни одной.