Девушка на качелях
Шрифт:
– А почему ты тогда не признался, что был ее любовником? Почему ты позволил во всем обвинить Гришу? Ведь его чуть не посадили…
– Ага, пусть лучше бы меня посадили! – саркастически захохотал Эдуард. – И вообще… зачем кого-то сажать, если она оказалась дурой… если она сама мне на шею вешалась! А я ее не любил! Да, было у нас с ней пару раз. И что теперь?.. За секс с Мариной меня посадить? Я ей так и сказал: «Маринка, у меня к тебе никаких чувств. Я с тобой переспал только из дружеского расположения. Не жди от меня большего…»
– И
– Да наплевать на нее! Все, забыли, проехали! Давай о нас тобой поговорим! – нетерпеливо воскликнул Эдуард. – Ты, может, единственная женщина, которую я когда-либо любил… а ты про какую-то Марину, про Гришку этого… – Эдуард вдруг резко замолчал. – Мину-утку… А при чем тут Харитонов, а?
Агния не ответила. Она все еще переживала свое открытие, то, что ее догадки подтвердились – тайным любовником Марины был все-таки Эдуард Орехов.
– Агния! – опять встряхнул ее Орехов.
Агния подняла голову. «Господи, как он смотрит… Догадался?..» Она не желала признаваться, что у нее с Григорием был роман (зачем сталкивать этих двух мужчин?), но так получилось…
– Агния, при чем тут Харитонов, а? – настойчиво и почему-то ласково повторил свой вопрос Эдуард. – Какого хрена ты о нем так беспокоишься, а?..
– Ну…
– Ты говорила с ним? Это с ним вы обсуждали Маринкины выходки? Почему ты с ним вообще говорила? Агния!
– Отстань от меня! – чуть не плача, взмолилась девушка. – Уйди! Я не хочу с тобой ни о чем говорить!
– А почему тебя так заинтересовала Марина, а?
– Потому что я не хотела бы оказаться на ее месте! – выпалила Агния. – Я не люблю тебя. И что ты привязался ко мне, Эдик? Мы с тобой переспали, да… И что теперь? Я должна стать твоей женой? Не смеши!
Эдуард побледнел, его лицо исказилось.
Утром выезжали на большое ДТП на Садовом. Потом направились к ближайшему метро – с подстанции сообщили, что пожилой женщине у турникетов стало плохо.
К приезду «Скорой» женщину уже вывели на свежий воздух – теперь она сидела неподалеку от входа, в скверике, на лавке.
– Наконец-то… – навстречу к спешащей бригаде бросилась сотрудница метро. – Принимайте. Свалилась в вестибюле, когда выходила… Хорошо, что не в час пик, иначе затоптали бы. Ладно, побежала!
Сотрудница метро торопливо ушла.
Григорий с Верой Петровной быстро осмотрели больную. Померили давление, сняли кардиограмму на переносной аппаратуре…
– Давление повышено… Вера Петровна, укол ей сделайте. Как зовут? – обратился Григорий к больной. – Сколько полных лет?
– Селиверстова, Зинаида Яковлевна. Шестьдесят два мне… – вяло ответила та. Женщина выглядела гораздо старше своего возраста – с седыми волосами, измученным лицом и в старомодном болоньевом плаще.
Вера Петровна сделала женщине укол.
– В больницу едем?
Женщина закрыла глаза, отдышалась. Через некоторое время ответила:
– Никуда не поеду. Мне лучше.
– Давление часто скачет? Какие препараты принимаете?
Зинаида Яковлевна бодро ответила. Она оживала прямо на глазах.
– Григорий Иванович! Вызывают вас! – крикнул из кабины «Скорой» Покровский, водитель.
Харитонов ушел к машине – переговорить с подстанцией. Фельдшер Вера Петровна осталась сидеть с больной.
– Ну как, Зинаида Яковлевна, лучше?
– Лучше. Прям другое дело… – Селиверстова глубоко вздохнула, наклонилась, с живым интересом разглядывая монетку, валявшуюся в пыли возле лавки. – О, десятка…
Женщина схватила монетку, и из кармана ее широкого болоньевого плаща выпали большие ножницы.
Вера Петровна подняла их:
– Зачем это вы с собой носите, милочка? В кармане, без чехла… А ну как поранитесь? Или кого пораните случайно, в метро?.. Вдруг на эскалаторе голова закружится? Упадете, а ножницы полетят в кого-то!
Женщина снова спрятала ножницы в карман плаща, буркнула недовольно:
– Сроду на эскалаторе голова не кружилась…
– Ага… Ножницы-то зачем?
– Просто. Купила, забыла дома выложить. Забыла! – раздраженно произнесла Селиверстова.
– Ладно, ладно, не злитесь, а то давление опять скакать начнет…
Пациентка молчала. Она выглядела уже вполне здоровой.
Мимо прошла девица в мини, с роскошной гривой блондированных волос.
– Ишь, расфуфырилась… – неодобрительно произнесла Селиверстова. – Патлы свои распустила…
– Молодежь! – безмятежно улыбнулась фельдшер. – Они такие…
– У меня тоже дочь была, – вдруг произнесла с кривой улыбкой Селиверстова, не слушая Веру Петровну. – И тоже волосы у нее были. Золотые, до попы. Чудо. Вот ее волосы – это да… Такие стоило миру показать. Не то что эти… мочалки.
– А где сейчас дочь-то? – с любопытством спросила Вера Петровна.
– Пропала. Давно. Давно-давно, – все с той же кривой улыбкой произнесла Селиверстова.
– Ох ты!..
– Ничего, я уж не переживаю. Померла, поди. Иначе вернулась бы, да? Столько лет-то прошло… Менты – гады. Ненавижу их, – с озлоблением вдруг произнесла Селиверстова. – Хоть бы тело нашли, я бы дочку похоронила по-человечески. Так нет, даже того не сделали! Ур-роды проклятые…
– Все, все, не надо. Успокоились… Давайте я вам еще давление померю. Работаете? На пенсии?
– Как же, проживешь сейчас на пенсию… Работаю, в ресторане «Мечта», посудомойкой. Вот люди, тоже делать им нечего – в рестораны ходят жрать. Другие на одной гречке с хлебом сидят, а эти крабов трескают… Чтоб они все подавились, ур-роды…
– Вера Петровна, как? – крикнул из машины Харитонов, держа в руках переговорное устройство.
– Норма! Зинаида Яковлевна, в больницу едем?
– Да не поеду я никуда… – раздраженно отозвалась Селиверстова. – Лучше мне. Сейчас посижу еще чуток да домой.