Девушка по имени Судьба
Шрифт:
Мария не стала пускаться в объяснения, лишь коротко бросила отцу:
— Виктория бежит от стыда!
Несмотря на монастырское уединение, настоятельница Росарио была наслышана о семействе Оласабль и не без удивления встретила у себя одну из его представительниц.
— Я прошу о помощи, — сказала Виктория. — Мне надо забыть прошлое, обрести другую жизнь и спасти свою душу.
— Вы просите об этом так, как просят ткань в магазине, — строго заметила мать-настоятельница, — А вам следует знать, что новая жизнь, душевный
— Помогите мне! Я совсем одна, — взмолилась Виктория.
— Я могу лишь указать путь, — ответствовала матушка. — Дать вам место для уединения и молиться за вас.
— Этого достаточно. Спасибо. Я знала, что вы мне поможете,
— Я могу только просить Господа, чтобы Он послал вам спасение, — повторила Росарио. — Но помните: вам будет здесь нелегко. Придется изо дня в день бороться с воспоминаниями о своей прошлой жизни, изгонять их из себя, как изгоняют дьявола.
— Я готова сделать все, что нужно.
— Хорошо. Давайте испытаем вашу веру, — сказала строгая матушка. — Для начала вам надо очистить душу и тело. Вы получите соответствующую одежду и уединитесь на несколько дней в келье — для размышлений. Времени у вас будет достаточно. Там и решите, как поступить со своею жизнью. А после — поговорим.
— Я согласна на все, — ответила Виктория. Однако прошлое вовсе не хотело отпускать ее, властно завладев и душой, и всем естеством Виктории. Облачившись в монашеские одежды и уединившись в монастырской келье, она только и делала, что молилась об Энрике — просила Господа уберечь его от гибели.
А Энрике тем временем уже добрался до форта, и опять оказался там как нельзя кстати: накануне индейцы совершили очередной набег и выкрали одну из женщин — Франсиску. Тактика эта была хорошо известна командующему фортом: индейцы, таким образом, провоцировали солдат на погоню, а в каком-нибудь перелеске их уже ждала засада. Поэтому капитан и медлил с приказом, не желая положить в неравном бою свое войско.
Но сержанта Муньиса, для которого жизнь была не в радость, а в тягость, не могла остановить никакая опасность. Он сразу же, в одиночку, бросился догонять похитителей, и капитану ничего не оставалось делать, как послать на подмогу отчаянному сержанту группу солдат.
Индейцев удалось настичь, когда они еще не доскакали до места засады, и потому бой вышел коротким и успешным. Франсиска была спасена, однако из перелеска уже мчались засевшие там индейцы, их стрелы и пули свистели над головами солдат, и одна такая пуля сразила Муньиса.
Отряд вернулся в форт, потеряв сержанта и нескольких солдат. Капитан представил погибших к наградам и отправил посыльного с донесением в Санта-Марию.
Когда же индейцы отступили на свои позиции, Росаура вместе с бойцами поехала к месту сражения — подбирать убитых и раненых. Ей не хотелось верить в гибель Энрике, и она действительно нашла его, истекающего кровью, и привезла на повозке
Затем принялась выхаживать раненого, не жалея ни сил, ни времени. Через сутки Энрике пришел в сознание, но жизнь его по-прежнему висела на волоске.
Мария не могла видеть, как страдает отец из-за внезапного, абсолютно не понятного для него бегства Виктории. Не зная истинных мотивов столь странного поведения дочери, дон Мануэль обвинял Викторию в дерзости, в неуважении к отцу и к Адальберто — достойному, — порядочному человеку, с которым она обошлась так подло.
— И что ей делать в монастыре — с ее-то характером? — недоумевал дон Мануэль.
— Вероятно, замаливать грехи, — сказала Мария, не объясняя, что имеет в виду,
— Но она же не сможет стать монахиней! Я слишком хорошо ее знаю, — сердился несчастный отец.
Мария тоже была уверена, что свободолюбивый нрав Виктории несовместим с монашеским образом жизни, и, отправившись в монастырь, прямо сказала об этом матери-настоятельнице.
— Насколько я поняла, Виктория ищет здесь не источник святой веры, а убежище от своих страхов и одиночества. Но пути Господни неисповедимы — иногда свершается чудо, — сказала Росарио.
— Поверьте, я лучше знаю свою сестру, — возразила ей Мария.
— Тогда непонятно, почему она искала помощи у меня, а не у вас, — резонно заметила Росарио.
— Ее толкнули к вам отчаяние и растерянность, — пояснила Мария. — И одиночество для нее — не лучшее лекарство.
— Иногда одиночество дает мудрый совет и указывает путь. В любом случае у Виктории сейчас есть возможность хорошенько обдумать свою жизнь и сделать правильный выбор, — заключила мать-настоятельница.
Вернувшись домой, Мария подробно пересказала этот разговор отцу, и он решил, что больше не имеет права скрывать случившееся от Адальберто.
Мария же, терзаемая двойственным чувством к сестре — ненавистью и жалостью, — собралась за советом к Асунсьон, которой она могла открыть всю правду о причине своей размолвки с Викторией.
— Передайте Гонсало, что я жду его в «Эсперансе», — сказала она отцу, и тот сделал робкую попытку удержать ее возле себя:
— Не уезжай. Я теперь останусь совсем один.
Ответ Марии заставил содрогнуться дона Мануэля.
— Виктория скоро вернется, я уверена. И тогда я, главная виновница несчастья, буду лишней в этом доме.
— Дочка, что с тобой? Как ты можешь такое говорить?! — воскликнул дон Мануэль.
— Папа, я ничего тебе не могу сейчас объяснить, но ты знай, что я люблю тебя и буду любить всегда.
С этими словами Мария села в экипаж и направилась в имение Асунсьон, где за это время тоже произошло немало событий.
Торопливость, с какой Асунсьон возвращалась домой после помолвки Виктории, объяснялась просто: Шанке! Асунсьон не была уверена, дождется ли он ее в имении. Ведь не зря же он упомянул об их социальном неравенстве — понимая, что беззаботная дружба, связывавшая их в детстве, сейчас невозможна.