Девушка с букетом
Шрифт:
– А что, убийства так сразу и раскрываются? – нехотя, из вежливости спросила Варя. – А в детективах расследование всегда ведется долго, шаг за шагом… Племянник, что ли, укокошил?
Но Робин стал говорить о каких-то молодчиках, которые специализируются на артефактах, о старинных книгах и монетах, о коллекции холодного оружия, с которой два года назад тоже было связано то ли убийство, то ли нападение, и что не всех грабителей тогда посадили.
– А баба-то Нюра тут при чем, с ее мочалками? – фыркнула Варя. – Неужели ее Святой Георгий и правда подлинный? Выходит, я угадала?
– Ты видела эту икону? Где? – Взгляд майора стал цепким, и Варя поняла и что с иконой угадала, и
Но Робин несколько обидно отмахнулся от того, что беспокоило Варю больше, чем опасный дом поблизости.
– А про племянника ты почему?.. – продолжал он допытываться. – У нее их три родных и два внучатых. Ты о каком?
И Варя, тут же забыв, что не хочет впутываться в это дело никаким боком и что ей оно совсем неинтересно, принялась горячо убеждать, что Игорек тут ни при чем, хотя ей даже неизвестно, племянник он или не племянник – все равно ни при чем! У него у самого чуть машину не угнали! И без перехода тут же вспомнила про машины, ревущие по ночам, – вот в эту ночь опять ревели. Но Робин снова махнул рукой:
– Это ерунда. Стритрейсеры. Пора опять их погонять.
– Кто-кто?
Видимо, Робин услышал по делу старухи все, что нужно, либо понял, что не услышит ничего важного, либо посчитал, что Варю уже успокоил, и к криминальному событию больше не возвращался, а пояснил, что по ночам гоняют самодеятельные спортсмены-автомобилисты. Гонки на деньги привлекают много зрителей, иногда получается настоящее шоу. Есть постоянные участники и постоянные болельщики, и наезженная трасса проходит как раз через их улицы, поэтому так слышно. А автогонщики как раз считают, что упражняются почти за городом и никому не мешают. Вот здесь, у дерева, у них как раз место старта – финиша.
– Дураки. Молодежь. Мы их гоняем. Но сложно – приличные люди интересуются. Популярность. – И вдруг прибавил с улыбкой, кивая на Уважаемое Дерево, под которым они остановились: – Пух. Не собираешь?
Уважаемое Дерево было тополем, и с него, хоть и позже обычного, полетели пушинки.
Чудесные свойства пуха Варя обнаружила в конце восьмого класса. Тут даже не требовался клей – пушинки сами собой держались на бархатной бумаге, особенно эффектно смотрясь на черной. И их можно было сколько угодно перемещать, добиваясь тончайших оттенков и создавая метель, неистовые вихри, в которых проступают очертания Снежной королевы, ледяных дворцов, заснеженных елей, кораблей с парусами, коней с развевающимися гривами – всего того, что может мерещиться в настоящей метели. Проступают – и тут же размываются, завихряясь во вьюгу, пургу, поземку.
Правда, действовать приходилось тонким пинцетом – а мама решила, что Варя взяла его брови дергать, – и еще иглой, пригодилась и старая кисточка, облезлая, один волосок торчит – как раз то, что нужно. Варя попробовала – и сразу загорелась и начала предвкушать звездно-космические композиции из звездочек-пушинок одуванчиков, которые пока желтеют, но ведь скоро… а чертополох, а пушица!.. а иван-чай, а камыш!..
Но надо было насобирать побольше тополиного пуха, пока он летит, и Варя в перемену выбежала в школьный двор, окаймленный старыми толстыми тополями, – прямо в сменной обуви. Пух залеплял лицо, глаза, и все чертыхались и отплевывались, и только счастливая Варя хватала на лету это богатство обеими руками и запихивала в карманы фартука. Ей был нужен только такой пух – первозданно чистый, прямо из воздуха, и она кружилась, и подпрыгивала, и летала по двору, и вместе с ней летал ее белый фартук (их класс дежурил
За этим танцем с крыльца наблюдал Робин. Его пост был как раз у входных дверей, и он уже решил сделать вид, что не замечает, как Воробьева нарушает все правила, пачкая сменную обувь и опаздывая на урок. Но не наблюдать за всеми этими пируэтами он не мог и стоял, не в силах отвести взгляд, и сам забыв про звонок.
Варенька, как ни была увлечена ловлей пуха, все же видела, что Фольц на нее уставился, и душа ее так и запела: конечно, давно надо было отрезать эту косу, ради этого стоило выдержать целую войну с мамой – зато теперь у озера, где они прогуливаются с Леной по вечерам, все будут на нее оборачиваться! Она сразу повзрослела! А это самое важное, поскольку почти всем девчонкам в классе уже по пятнадцать – и она теперь на столько же выглядит! И, спохватившись, побежала на урок.
Опоздания ее никто не заметил, потому что учительница пришла еще позже. Сегодня вообще был везучий день. Во-первых, за сочинение «Край родной, навек любимый» поставили пятерку – Варе пригодились и малоизвестные факты о Благовещенской усадьбе, о которых Лариса Ивановна говорила на кружке, и бабушкины истории, и рассказы мамы, когда-то облазившей всю округу с фотоаппаратом.
Во-вторых, не давали новый материал – учительница зачитывала образцовые работы, вроде Вариной, целиком, а также куски неудачных, и урок прошел весело. Триумфальным стало произведение Робина – он, не слишком напрягаясь, переписал статью из местной газеты, не пропустив ни одного штампа вроде «жемчужины Подмосковья» и «русской Швейцарии» и кое-где пересказывая своими словами: «По моему родному краю прошлась нога Левитана, Чехова и Чайковского». Как было дружно не похохотать над ногой!
– Одна на всех! – скорбела учительница.
– Тяжкая поступь гениев! – комментировал Павлик.
В-третьих, удалось отвертеться от физкультуры. Варенька, дрессированная на шведской стенке, этот предмет не ненавидела и без усилий справлялась и с упражнениями в зале, и с лыжами, и игры с мячом любила, и по канату ловко взлетала до потолка, да еще раскачивалась, как обезьянка – обезьянка полненькая, но подвижная и прыгучая. А обезьяны, кстати, все время жуют, и животы у них толстые… Себя ей стесняться было нечего, но она вдруг стала стесняться физкультурной формы. Какой дурак это придумал для взрослых девушек – трусы и майка! А если кто-то придет в спортивных штанах – выгоняют с урока и пишут в дневник!
Перелом в Варином сознании наступил после той, подсмотренной медведевской клоунады, когда Павлик изобразил ее, засунув под рубашку два воздушных шарика… Своими пышными формами Варенька как раз была довольна – они приближали к долгожданной взрослости, у многих одноклассниц размеры были куда скромнее. Но на физкультуре то, что являлось предметом гордости, становилось позорным, и Варя стала отчаянно прогуливать физкультуру.
А сегодня у малышей заболела учительница, и надо было посидеть с ними урок, почитать им что-нибудь – мобилизовали дежурных, и Варя тут же вызвалась. Физкультуру удалось пропустить. Везучий день!
На следующей перемене к невкусному завтраку дали выпечку – аппетитные, еще теплые слойки с повидлом. Варя, пыхтя, тащила в класс тяжеленный поднос, когда на нее почти налетел этот несносный Робин-Бобин. Конечно, никому нельзя носиться на переменах, а дежурному – можно! И если коридор – это футбольное поле, а Робин – мяч, то Варя с подносом – ворота! Румяные треугольнички чуть не посыпались на пол. Но Робин резко свернул и грохнулся сам. Тут же вскочил и, сердито глянув на Варю, дернул к себе поднос: