Девушка у обочины
Шрифт:
— Это много, Тори. Очень много. И действительно, надолго.
Боже, она говорит серьезно. Она называет меня Тори только, когда взволнована.
— Ты боишься? — спрашиваю я.
Она пожимает плечами, а затем кивает.
— Ты купил гребаный остров, Адам. Боже. Чем, предполагается, я должна буду заниматься на этом острове?
— Дез, малышка. Это загородный дом. Для уединения. Я все еще собираюсь сниматься, и теперь, когда у тебя есть диплом, ты можешь делать все, что захочешь. Хочешь остаться в Детройте? Я куплю там квартиру. У нас есть где остановиться в Лос-Анджелесе, где еще ты хотела бы жить? Мне придется летать в Лос-Анджелес на съемки, и нужно будет сниматься
— Оу. — Дез вглядывается в меня. — Я хочу знать, сколько ты и Доусон потратили на все это?
Я ухмыляюсь.
— Не-а. Ты упадешь в обморок. — Большие цифры ошеломят ее.
Когда я купил ей тот клатч от Прада, она спросила, сколько мне он стоил, и я ей сказал. Она была выбита из колеи. Пыталась убедить меня вернуть его обратно, даже при том, что сама намертво вцепилась в него. В другой раз я разговаривал по телефону с агентом, обсуждая предложение. Предлагали шестнадцать миллионов, но мой агент думала, что это было невыгодно, поэтому я сказал ей, чтобы она не соглашалась на меньше, чем двадцать пять, не видя, что Дез стояла у меня за спиной и слушала. Я попытался объяснить ей, как можно разместить большой гонорар, а она просто качала головой, отмахиваясь от меня. Как я понял, ей не нравится думать о деньгах. Всю свою жизнь она жила скромно, никогда не имея ни в чем достатка, и я думаю, что шок от перемен в жизни просто был для нее слишком большим, чтобы это уложилось в ее голове. Поэтому Дез и не думает об этом. И ее вполне устраивает, что я забочусь о деньгах и не посвящаю ее в это.
— Итак, —спрашиваю я, — ты собираешься подписывать или нет?
— Для меня это уж слишком, — она отвечает. — Я могу подумать?
Я притягиваю ее к себе и целую.
— Можешь думать хоть целую вечность, детка.
* * *
ДЕЗ
В смокинге, босиком, брюки закатаны выше щиколоток, рукава пиджака подтянуты. Черная бабочка, волосы зачесаны назад и на одну сторону. Ох*енно великолепный. Такой красивый, такой мощный, мышцы рук натягивают рукава жакета. Его глаза сверкают жарко и прочувствованно этим уникальным, невероятным оттенком зеленого. Я никогда не устану вглядываться в его глаза. Это смешно и сентиментально, но мне просто никогда не будет достаточно этого.
И он смотрит на меня этими глазами, и эмоции, которые, как я думала, мужчина никогда не сможет чувствовать ко мне, сияют в них, выплескиваются из него.
Любовь.
Я борюсь со слезами, восхищенная островом, потрясающей, захватывающей дух красотой природы и дома. Еще больше я поражена тем, что у него запланировано на этот вечер.
Он поручил кейтеринговой компании организовать небольшой стол, покрытый белой скатертью, прямо на пляже, недалеко от прибоя, так что волны плещутся у наших ног. Факелы, установленные в песке по кругу, мерцают позади нас. Такие же факелы, протянувшиеся двойным рядом в воду, образуют коридор оранжевого пламени на черной, залитой лунным светом воде. Луна, поднявшаяся только сейчас, показалась из-под волны над горизонтом, огромная, полная и белая. Ее свет сияет блестящей серебряной дорожкой, бегущей по коридору, образованному факелами.
В пятидесяти метрах от пляжа скрипач и виолончелист играют в окружении зажженных факелов.
Ужин состоит из четырех блюд легких, но сытных - цитрусовый суп, зеленый салат,
Мы откупориваем бутылку охлажденного, дорогого белого вина, которое имеет прекрасный вкус. Я не говорю Адаму, но для меня его вкус такой же, как и у любого другого вина.
После того, как с едой покончено, и выпиты последние капли вина, Адам встает, держа одну руку в кармане, и ведет меня прочь от стола, в воду к дорожке, освещенной луной и огнем.
Подол моего платья колышется в воде.
Адам останавливается, поворачивается ко мне лицом, окидывая меня серьезным взглядом.
Я выжидающе смотрю на него. Только увидев, что Адам приготовил для меня, я сразу поняла, что это было, что он делал, и полюбила каждую минуту. Все прекрасно. Невероятно, романтично.
Но даже если бы он сделал предложение мне в туалете аэропорта, я бы сказала ему «да».
— Ты моя судьба, — начинает он с улыбкой. — Я люблю тебя.
Не могу сказать ни слова, в глазах покалывает.
— Я люблю тебя, Адам. Очень сильно.
— Эй, этого нет в сценарии. Я что-нибудь забуду, если ты начнешь говорить.
— Ой. Прости. — Прижимаюсь к нему, поглаживая руками его спину. — Продолжай.
Он качает головой:
— Нет, теперь я уже все забыл. Придется импровизировать.
— Тебе не нужны слова, — говорю я ему.
— Не нужны?
Я жестом указываю на стол, на музыкантов.
— Вот твои слова. Просто переходи к главному.
— Видишь? Вот почему люблю тебя. Я никогда не знаю, как ты отреагируешь. — Он глубоко вдыхает и выдыхает. — Ты все изменила для меня, Дез. С того дня, как я встретил тебя на острове Макино, ты изменила все. Все, что я понимал, это то, что ты должна стать моей, что должен узнать тебя. Я так рад, что спрыгнул тогда из экипажа. И вот я здесь с тобой.
Адам вытаскивает маленькую черную коробочку из кармана, открывает ее, вынимает кольцо и засовывает коробку обратно в карман пиджака. Затем протягивает кольцо, и, когда я его вижу, у меня перехватывает дыхание - я ошеломлена.
— Я придумал его сам. Ты уникальна и заслуживаешь кольцо такое же невероятное, единственное в своем роде, как и ты. — Он берет мою левую руку, не отрываясь, и смотрит мне в глаза. — Дестини, ты выйдешь за меня?
Я уже улыбаюсь, и слезы скатываются по моим щекам, но улыбка становится еще больше, а слезы текут быстрее. Я могу только кивать, ждать, пока он оденет кольцо на палец, и тогда я бросаюсь к нему, обнимаю за шею и целую его везде, где могу.
Наконец, нахожу его губы, и мы целуемся, пока никто из нас не может дышать. Мои ноги дрожат и слабеют от желания.
Адам шепчет у моего рта:
— Дез, мне нужно услышать это от тебя. Скажи мне «да».
Я кусаю его нижнюю губу, а затем шепчу ему:
— Да, Торренс Адам Трентон, я выйду за тебя. — Отодвигаюсь и смотрю в его глаза голодным взглядом. — Но только при одном условии.
Его взгляд темнеет, и он озадаченно хмурится.
— Каком, детка?
— Забери меня в эту удивительную спальню наверху, открой все окна и трахай меня до рассвета.
Он поднимает рукой подол моего платья, пока оно не собирается вокруг талии, раскрывая тот факт, что на мне нет трусиков. Его руки скользят по моей коже.
— Может, прямо здесь?
— Музыканты..., — тихо говорю я, трогая его руки, хотя Адам и закрывает меня собой.
Адам оборачивается, машет им, и они торопятся уйти. Его рот находит мой, и Адам поглощает мое дыхание. Я теряюсь в его поцелуе, так что едва замечаю звук взлетающего гидросамолета.
— Они уехали, — шепчет Адам.