Девушка в лабиринте
Шрифт:
ПРОПАЛА БЕЗ ВЕСТИ.
Под ложечкой засосало.
– Это не я, – сказала она, возвращая листок.
– Ничего, это нормально, то, что ты сейчас так говоришь, – кивнул Грин. – Но не переживай: ты далеко продвинулась с тех пор, как тебя нашли. Чтобы усмирить тебя и держать под контролем, похититель вводил тебе наркотики, гипнотические вещества, их в изрядном количестве обнаружили в твоей крови. – Он показал на капельницу. – Тебе сейчас вводят что-то вроде противоядия. И это сработало, ведь ты пришла в себя.
Ей хотелось в это верить – боже, как бы хотелось.
– Ты в безопасности, Сэм.
Услышав эти слова, она ощутила какой-то небывалый покой. «В безопасности», – повторила про себя. Почувствовала, как в углу глаза набухает слезинка. Лучше бы ей там и оставаться, не сползать по щеке: расслабляться нельзя, нужно быть настороже.
– Но мы, к сожалению, не можем ждать, пока ты полностью восстановишься, вот почему я здесь. – Мужчина пристально взглянул на нее. – Ты должна мне помочь.
– Я? – изумилась она. – Чем я могу вам помочь?
– Припомнить как можно больше деталей, даже самых незначительных. – Он снова кивнул в сторону зеркальной стены. – Там, за зеркалом, офицеры полиции, они будут присутствовать при нашей беседе и передадут все, что сочтут необходимым, агентам, которые там, снаружи, ловят твоего похитителя.
– Не знаю, смогу ли я. – Она устала, ей было страшно и хотелось только одного: отдохнуть.
– Послушай, Сэм, разве ты не хочешь, чтобы этот человек заплатил за то, что сделал с тобой? А главное, ты ведь не хочешь, чтобы он сотворил то же самое с кем-то еще?..
Тут слезинка все-таки скатилась по щеке, остановившись у края кислородной маски.
– Как ты поняла, я не полицейский, – продолжал мужчина. – У меня нет пистолета, я не гоняюсь за преступниками и не подставляю себя под пули. У меня, по правде говоря, на это и духу не хватит. – Он посмеялся над собственной шуткой. – Но в одном могу тебя заверить: мы его поймаем вместе, я и ты. Он этого не знает, но есть место, откуда ему не удастся сбежать. Там-то мы и станем его преследовать: не снаружи, а внутри, в твоем уме.
Последняя фраза доктора Грина заставила ее содрогнуться. Не желая себе в этом признаваться, она всегда знала, что он внедрился в ее сознание наподобие паразита.
– Ну, что скажешь? Ты доверишься мне?
После минутного колебания она протянула руку.
Грин одобрительно кивнул, потом снова вручил ей листовку:
– Молодец, храбрая моя девочка.
Пока она разглядывала фотографию, пытаясь свыкнуться с этим лицом, доктор повернулся к столику с микрофоном и включил записывающее устройство.
– Сколько тебе лет, Сэм?
Она впилась взглядом в фотографию:
– Не знаю… Тринадцать? Четырнадцать?
– Как думаешь, Сэм, сколько времени ты провела в лабиринте?
Она
– Понятия не имею.
Доктор Грин что-то записал.
– Ты уверена, что совсем не узнаешь себя на этой фотографии?
Она еще пристальней вгляделась в изображение.
– Волосы. – Она поправила выбившуюся прядку. – Я их обожаю.
Там, в лабиринте, я любила проводить время, ухаживая за волосами.
Воспоминание пришло внезапно, как озарение, явившееся неизвестно откуда.
Я их расчесываю пальцами, чтобы убить время в ожидании новой игры.
– Что-нибудь еще?
Я бы хотела зеркало. Но он не дает. В ней зародилось сомнение.
– Я… красивая? – робко спросила она.
– Да, красивая, – ласково ответил мужчина. – Но должен сказать тебе откровенно… Я знаю, почему он запрещал зеркала.
Сердце вдруг сжалось от тоски, от тревожного предчувствия.
– Я хочу, чтобы ты повернулась к левой стене и посмотрела сама…
В наступившей тишине она слышала только свое учащенное, судорожное дыхание: опять не хватало кислорода. Она посмотрела доктору Грину в глаза, чтобы понять, следует ли бояться. Но он выглядел невозмутимым. Она поняла, что это испытание и его никак не избежать. И стала медленно поворачивать голову на подушке. Резиновая маска впилась в щеку.
Сейчас я увижу девочку с листовки и не узнаю себя, подумалось ей. Но действительность оказалась в тысячу раз хуже.
Найдя себя в зеркале, она не сразу поняла, что за образ возвращается к ней.
– Тебя похитили февральским утром, когда ты шла в школу, – объяснил доктор.
Отраженная в зеркале постаревшая девочка с каштановыми волосами горько расплакалась.
– Мне очень жаль, – сказал Грин. – Это случилось пятнадцать лет назад.
3
«…пятнадцать лет без известий, без единой зацепки, без надежды. Пятнадцать лет молчания. Долгий-долгий кошмар, который закончился неожиданно счастливо. Ведь до позавчерашнего дня никто и вообразить себе не мог, что Саманта Андретти еще жива…»
Бруно смотрел выпуск теленовостей и старался расслышать слова журналиста, который вел репортаж у въезда в больницу, но ему мешал старик Квимби: он колотил палкой от швабры по висевшему в баре старому кондиционеру, надеясь таким образом заставить его работать.
– Господи, Квимби, да прекратишь ли ты? Вряд ли эта штука исправится оттого, что ты ее поколотишь палкой. – Гомес, один из самых упорных завсегдатаев бара, подал голос из отдельной кабинки в глубине зала.
– Что ты, на хрен, смыслишь в кондиционерах? – раздраженно буркнул бармен.