Девушка, влюбленная в смерть
Шрифт:
Он остановился, чтобы придержать для меня дверь, но потом, улыбнувшись, просто прошел вперед. Я долго пыталась отучить его от привычки придерживать для меня дверь. Иногда новым трюкам можно научить даже очень старого пса.
Офис был отделан в восточном стиле. На стене в большой раме висело кимоно между двумя веерами, тоже в рамочках. Цветовая гамма всех трех сводилась к комбинации красного и синего. На красной лаковой ширме был изображен черный замок на черной горе. Письменный стол – резного черного дерева, надо думать, настоящего. Он присел на край стола,
– Прошу, ma petite, – он указал на черно-серебряный стул, стоящий у письменного стола.
– Мне и тут хорошо.
Я прислонилась к стене, скрестив руки под грудью, так что легко могла дотянуться до пистолета на боку. Стрелять в Жан-Клода я бы не стала, но то, что пистолет был у меня под рукой, как-то успокаивало. Он для меня все равно что для малыша – куцее, старенькое одеяльце, в которое можно завернуться, спрятавшись от буки. А, кроме того, я никогда не ходила без оружия после наступления темноты.
Он улыбнулся весело и снисходительно:
– Не думаю, что стена упадет, если ты прекратишь ее подпирать.
– Нам нужно выяснить, кто из вампиров собирается обратить Эми Маккензи.
– Ты говорила, что у тебя есть фотография девушки. Можно мне взглянуть?
Его улыбка несколько поблекла, но глаза по-прежнему выражали этакое чуть снисходительное веселье: обычная маска, за которой он прятал свои чувства. Вздохнув, я полезла во внутренний карман пальто. Я достала обе фотографии и протянула ему. Он вытянул руку, но подходить не стал.
– Я не укушу тебя, ma petite.
– Только потому, что я не дамся, – произнесла я.
Он изящно пожал плечами: жест, означающий все и ничего.
– Правда, но я не накинусь на тебя, если ты подойдешь чуть ближе.
Он был прав. Я вела себя глупо, но сердце все еще колотилось у меня в горле, пока я шла к нему. Кожаное пальто на мне поскрипывало, как любая новая кожаная вещь. Я купила его взамен старого, которое с меня содрал вампир. Я подала ему фотографии, а ему пришлось склониться, чтобы взять их. Я даже присела на стул, пока он рассматривал фотографии. Мы могли вести себя вполне цивилизовано. Конечно, могли. Но я не могла оторвать взгляд от его голых плеч, видных в прорехах алой рубашки. От высокого воротника, который подчеркивал чистый черный цвет его волос, почти таких же черных, как мои. Его губы были краснее, чем я помнила, как будто он слегка подкрасил их, и я бы не поручилась, что он этого не сделал. Но ему не нужна была косметика, он и так был невероятно красив.
Он заговорил, не отрывая взгляда от фотографий:
– Я не узнаю ее… Но если она бывала здесь не часто, я мог ее и не видеть.
Он поднял глаза и увидел, что я уставилась на его голые плечи. В его глазах я могла прочитать, что он точно знает, куда я смотрела. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы я залилась краской, и разозлилась на себя за это.
Я с удовлетворением
– По телефону ты сказал, что можешь помочь.
Он оставил фотографии на столе и снова сложил руки на коленях. Положение его рук было совершенно невинным, но они окружали определенное место, а атласные брюки были туго натянуты, и мне было отлично видно, отчего.
Я снова зарделась и еще больше разозлилась, совсем как в старые времена. Мне хотелось съязвить, заявив что-то вроде: «твои штаны даже на вид неудобные», но я не хотела признавать, что заметила, в каком он состоянии. Ничего вежливого на ум не приходило, так что я встала и отвернулась.
– Никто из моих вампиров не осмелится обратить кого-то без моего разрешения, – произнес он.
Я обернулась.
– Что ты имеешь в виду?
– Я приказал… как вы это называете?.. прекратить наем, пока окончательно не отклонен тот жуткий законопроект, который рассматривают в Вашингтоне.
– Прекратить наем, – повторила я, – ты хочешь сказать, что никто из твоих вампов не может никого обратить, пока закон Брюстера не накроется крышкой?
– Именно.
– Так что, ты на 100 процентов уверен, что это не один из твоих вампиров? – спросила я.
– Они не рискнут, побоятся наказания.
– Значит, ты мне не можешь помочь. Черт возьми, Жан-Клод, ты мог мне сказать это по телефону!
– Я позвонил Малкольму, пока ты была en route, – сказал он. (en route – фр. «в пути»)
Малкольм был главой церкви Вечной Жизни, вампирской церкви. Единственной церкви на моей памяти, в которой отсутствовали изображения святынь. Даже витражи там были просто абстрактными картинами.
– Раз это не один из твоих, значит, это вампир Малкольма, – заметила я.
– Oui.
Честно говоря, я решила, что это один из вампиров Жан-Клода, потому что церковь очень строго следила за тем, кого они делали немертвыми, тщательно проверяла биографические данные.
– Подруга девушки сказала, что она познакомилась с вампиром в клубе.
– Разве нельзя быть членом церкви, а по выходным посещать клубы?
Я кивнула:
– Согласна. Что сказал Малкольм?
– Он свяжется со всеми прихожанами и прикажет разыскать этого вампира и девушку.
– Им понадобится фотография, – сказала я. Сработал мой пейджер, и я подпрыгнула. Черт. Я посмотрела на номер, это был мобильный Ронни. – Можно мне воспользоваться твоим телефоном?
– Располагай всем, что мне принадлежит, ma petite.
Он посмотрел на черный телефон, стоящий на черном столе, и поднялся, чтобы я могла подойти к столу, а не тянуться через него. Мило с его стороны, что, вероятно, означало, что он замыслил какую-то гадость.
Ронни подняла трубку на первом же звонке.
– Анита?
– Да, это я, что нового?
Она зашептала в трубку:
– Твой друг-детектив убедил Барбару, что если Эми умрет, то ее будут судить по обвинению в преступном сговоре с целью убийства.