Девушки и единорог
Шрифт:
— И какой вкусный секрет она передала тебе на этот раз?
— Я должна была приготовить суфле и вафли, но получилось суфле твердым, как вафли, а вафли пышные, как суфле!
Она рассмеялась, как ребенок. Торчавшие во все стороны короткие пряди волос выбились из-под лент и блестели на послеполуденном солнце, вливавшемся в кабинет через западное окно. Левое ухо Джейн было выпачкано в муке, она пахла ванилью и корицей. Сэр Джон отдался радости повеселиться вместе с дочерью. Она была счастлива, все вокруг него были счастливы, ничто не изменилось, ничто и не могло измениться. Господин Колум наверняка найдет способ решить все проблемы, существует ипотека, кредит, неважно, что еще, об этом он будет думать завтра.
— У
Джейн подпрыгнула, словно под ней оказались горячие угли, и крикнула:
— Кто?
Сэр Джон с удивлением уставился на дочь. С ее лица исчезли малейшие следы веселья. Его слова стерли с него все приметы детства. На него с тревогой смотрела взрослая женщина.
— Ну. — пробормотал он, — дело в том. Я подумал. В общем, это лорд Баттерфорд, ты знаешь этого пожилого мужчину. Я, разумеется, отказал ему. Но если ты хочешь стать леди.
— Вот так-то! — выкрикнула она тонким голоском. — И это все, на кого я могу здесь рассчитывать как на мужа! Старая развалина! Он даже не способен сделать мне ребенка!
Она зарыдала, закрыла лицо руками и выскочила из кабинета.
«…не способен сделать мне ребенка.» Потрясенный сэр Джон не мог понять, как такое юное создание семнадцати лет от роду может произносить такие чудовищные слова. Конечно, она постоянно находилась на кухне вместе со служанками, а это весьма бесстыжая публика. Значит, она хочет выйти замуж? Уже? Она ведь сама родилась совсем недавно. Неужели все проходит так быстро?
Удивленный и встревоженный, он оглядел свой устоявшийся мирок, пытаясь ухватиться за него и найти опору. Четыре стены, заставленные книгами, большие светлые окна, море, небо и лес за ними. Лес уже загорался осенними красками со своей обычной мудрой неторопливостью. Деревья одной породы загорались похоже, с низко расположенных ветвей. Среди переходов от золотого к красному только могучий тис оставался зеленым и непоколебимым, словно живая скала.
Выстроившиеся ровными рядами и тесно прижавшиеся друг к другу книги, отражавшие мягкие блики света, игравшие на коричневых, белых, зеленых или желтых корешках с похожими названиями и мудрыми текстами внутри, терпеливо ожидали руки, которая прикоснется и откроет их. Тайны Шумеров, остававшиеся неразгаданными вот уже шесть тысяч лет, заполняли комнату, непроницаемые и устойчивые, словно глыбы мрамора. Ничто не менялось. Хотя, нет! Лес все же менялся. Деревья заметно подросли за лето, более жаркое и влажное, чем обычно. Шумела листва, созревали плоды. Вершины самых высоких деревьев уже начали закрывать горизонт и море. Может быть, придется прореживать лес?
Сэр Джонатан в красном на белой лошади наблюдал, как леди Гарриэтта накрывает стол для чаепития. На ее лице под белоснежными изящно завитыми волосами нельзя было прочесть ничего, кроме обычного старания аккуратно разлить чай. Ее розовые руки, выглядывавшие из рукавов бледно-зеленого с голубоватым оттенком платья с намеком на кружева вокруг запястья, бережно наклоняли чайник китайского фарфора над такими же светло-серыми чашками, настолько тонкими, что можно было видеть, до какого уровня поднялась в них жидкость. Сидевшая возле матери Гризельда в кремовом платье откусывала миниатюрный тост треугольной формы с лепестком копченого лосося сверху. Рыжий с белым Ардан, валявшийся на персидском ковре с рисунком осенней листвы, то и дело тянулся носом к розовому пальчику, едва заметно выглядывавшему из-под края платья хозяйки. Аромат чая, запах тостов и свежих пшеничных лепешек поднимался к сэру Джонатану, и на плоском изображении его лица постепенно проявлялось отображение былых плотских
25
Появляющиеся со временем трещинки красочного слоя на картинах.
— Ах, Гризельда, ты могла бы воспользоваться обувью, чтобы прийти на чай!
— Она у меня есть, мама! Вот она.
Пальчики ноги исчезли и на их месте из-под края платья появился носок турецкого башмачка.
Леди Гарриэтта вздохнула. Она не понимала, что происходит с девочками. Она вообще перестала их понимать. Поставив чайник рядом с большим тортом, залитым шоколадом, она принялась разрезать его серебряной лопаточкой с резными изображениями листочков клевера и цветков лилий. Возле торта стояла большая ультрамариновая ваза с чайными розами, нечетко отражавшимися в лакированной поверхности стола из красного дерева. У сэра Джонатана появилось непреодолимое желание полакомиться тортом, насладиться ароматом роз и несравненным вкусом чая. Он узнал чай по его уникальному запаху — это был индийский чай сорта дарджилинг, выращенный в Гималаях на высоте двух тысяч метров над уровнем моря. Но у его желания не хватило силы, чтобы выйти из картины. Он сразу же стал плоским всадником на плоской лошади, снова покрылся кракелюрами и перестал мыслить.
Гризельда думала о Шауне и прикидывала, как ей утащить для него кусочек торта.
«Какой сегодня странный день», — подумала леди Гарриэтта. Они были только втроем за столом. Сэр Джон отказался спускаться. Джейн закрылась в своей комнате, сославшись на мигрень. Элис отправилась на какую-то послеполуденную мессу. И даже Молли, обычно присутствовавшая в зале во время чаепития, куда-то исчезла.
— Гризельда, ты не могла бы позвонить Молли? Она забыла поставить на стол сахарницу.
— Мама, она стоит справа от вас. И вы уже положили в чай сахар…
— Ах, я становлюсь такой рассеянной. Но все же, позвони Молли. Пусть она отнесет кусочек торта твоему отцу. Не понимаю, почему он предпочитает пить чай в одиночестве. Надеюсь, он не заболел. Как он выглядел утром?
— Хорошо, мама.
— Мне так и показалось. Наверное, он озабочен тем, что ему сказал нотариус. А, вот и Молли!.. Отнесите это сэру Джону. А потом принесите сахарницу, вы забыли о ней.
— Простите, мадам, сахарница возле вашей руки.
— Боже, какой я стала рассеянной! Да, и спросите у мисс Джейн, не нужно ли ей чего-нибудь.
— Хорошо, мадам.
Гризельда положила на тарелку огромный кусок торта и подмигнула Молли:
— Это для Джейн.
— Ах, — сказала леди Гарриэтта, — не знаю, хорошо ли это будет при мигрени.
— Если она не захочет, она оставит его, — спокойно сказала Гризельда.
Молли уже исчезла. Ардан вылизывал лапу, на которую упали крошки. Стоявшая возле окна Китти смотрела наружу расширившимися глазами. Неожиданно она поперхнулась тортом, закашлялась, и лицо у нее стало фиолетовым
— Китти, — сказала леди Гарриэтта, — когда ты ешь, тебе стоит оставаться за столом. Иди, сядь с нами.
Китти, продолжая кашлять, с глазами, полными слез, уселась в кресло, обитое шелком фиалкового цвета. На его фоне ее серое платье выглядело весьма уныло. Леди Гарриэтта обратилась к ней с фразой, которую Китти слышала по меньшей мере один раз в неделю:
— Жаль, что ты так мало заботишься, чтобы выглядеть более эффектно, моя дорогая девочка.
Китти мало волновало, могла она выглядеть эффектно или нет. Она настойчиво посмотрела на Гризельду, незаметно кивнув головой в сторону окна.