Девушки, которые лгут
Шрифт:
– Хекла? – Сайюнн осторожно приоткрыла дверь, и подружкам удалось наконец немного отдышаться. Они лежали на кровати, разумеется, с телефонами в руках, а их носки были свалены в кучу на полу.
– Да, – приподнявшись на кровати и всё ещё пытаясь унять смех, произнесла Хекла.
– Останетесь на ужин, девочки? Я думала заказать пиццу.
– О, йес!.. – воскликнула Диса, а потом спохватилась: – То есть да, спасибо.
– Мне только у мамы нужно спросить, – сказала Тинна.
– Мне, вообще-то, тоже, – добавила Диса.
– Я позвоню вашим мамам, – предложила Сайюнн, подумав, какие они всё же милые девчонки, всегда
Сайюнн хорошо знала родителей обеих девочек, особенно матерей. Благодаря дочерям они и сами сдружились – настолько, насколько это было возможно женщинам их возраста. Это тоже являлось одной из тех перемен, что произошли по мере того, как Сайюнн становилась старше: у неё больше не было закадычных подруг – таких как прежде, которым бы она доверяла как самой себе и которые бы знали всю её подноготную. Сайюнн и её нынешние приятельницы вели беседы за чашкой кофе, иногда даже делились секретами и немного сплетничали. Это их сближало, но никогда до такой степени, чтобы стать подругами не разлей вода, и ровно настолько, чтобы преподнести себя в самом выгодном свете.
Сайюнн прикрыла дверь, и почти сразу за ней снова раздался смех. Ей подумалось о том, была ли Хекла настолько же весёлой, живя с Марианной. Наверняка нет. В школе в Боргарнесе у неё были вечные проблемы с друзьями, вернее, с их наличием. Хекла призналась в этом Сайюнн одним воскресным вечером, ещё до того, как пропала Марианна. Сайюнн заметила, как с течением дня растёт тревога девочки: с каждой минутой её ответы становились всё более односложными, а взгляд всё более отрешённым, пока Сайюнн наконец не усадила её перед собой и не спросила, что происходит. Именно что происходит, а не всё ли в порядке.
Хекла расплакалась и рассказала, что в школе ей всегда одиноко, а чувствовать одиночество среди людей, это гораздо хуже, чем когда рядом нет вообще никого. «Пожалуйста, пожалуйста, не отправляй меня обратно!» – слёзно умоляла Сайюнн девочка, и той, конечно, ничего не оставалось, как взять телефон, позвонить Марианне и объяснить ей ситуацию. Не лучше ли Хекле остаться в Акранесе, пока её душевное состояние не придёт в норму? Нет, конечно: Хекла должна ходить в школу! На том конце провода, как и всегда, не прозвучало ничего, кроме безразличия. И это называется мать! Но теперь-то беспокоиться об этом больше не придётся, подумала Сайюнн, набирая номер матери Тинны.
Когда вернулся Хёрдюр, Гийя сидела у кухонного стола. Рядом с ней на детском стульчике восседало новейшее дополнение к целой ораве внуков – внучка номер пять, премилая девчушка с симпатичными кудельками, которой совсем недавно исполнился год.
– Значит, не поработать бебиситтером ты не можешь? – спросил Хёрдюр, открывая холодильник. Ему ли было не знать, что после радиотерапии Гийя часто чувствовала усталость, да ещё и все эти пакеты
– Ой, да перестань ты, – ответила Гийя, не отводя глаз от девочки, которую как раз кормила. – Это для меня гораздо лучший отдых, чем валяться на диване, задрав вверх ноги.
– Да, но разве врачи не рекомендуют…
Гийя перебила его на полуслове:
– Если уж мне завтра помирать, то я лучше проведу свой последний день с родными людьми, чем в одиночестве лёжа в постели.
Хёрдюр только хмыкнул, не понимая, как она так легко может говорить о смерти. Ему от таких высказываний становилось не по себе. Гийя улыбнулась, и морщинки у неё вокруг глаз стали заметнее. Сама она на них сетовала, а вот Хёрдюр находил их прекрасными, поскольку они придавали взгляду Гийи теплоту и весёлость. Он сразу вспоминал, какой замечательной была их совместная жизнь и сколько они вместе хохотали от души. И когда Гийя улыбалась Хёрдюру, ему не оставалось ничего иного, кроме как улыбнуться в ответ, положить руки ей на плечи и поцеловать в макушку.
На время лечения Гийя сократила себе рабочую нагрузку – по крайней мере, официально. Она полагала, что Хёрдюр даже не догадывается, что она каждый день заглядывает на работу и берёт кое-какие дела на дом, помимо того, что ещё и присматривает за пятью внуками. И это вопреки указаниям доктора не утруждаться. Надо бы ему, конечно, побеседовать с детьми и попросить их поберечь мать в течение тех недель, что идут процедуры. Однако сделать это нужно так, чтобы не узнала Гийя, иначе потом разговоров не оберёшься!
Усевшись напротив внучки, Хёрдюр скорчил смешную физиономию. Девочка склонила голову набок и уставилась на него своими глазищами. Общение с малышами не было сильной стороной Хёрдюра – он никогда не знал, что им говорить и как себя с ними вести. А если он вдруг начинал сюсюкать, как это делают многие, когда имеют дело с маленькими детьми, то чувствовал себя полнейшим идиотом.
– Может, закажем что-нибудь на вечер? – спросила Гийя. – Я не успела зайти за продуктами, а холодильник почти пустой.
– Я позвоню, – сказал Хёрдюр, поднимаясь и выходя в гостиную.
Гийя сунула кусочек хлеба с паштетом в рот внучке, но та его моментально выплюнула, выпустив при этом фонтанчик слюны, которая потекла у неё по подбородку.
– Ты наелась, радость моя? – сказала Гийя, вытирая ей ротик нагрудником. – Давай-ка узнаем, не захотят ли Сибби и компания поужинать с нами, – громко обратилась она к Хёрдюру. – Они должны вот-вот прийти.
– Да, так и поступим, – отозвался тот, набирая номер сына и борясь с непреодолимым желанием растянуться на диване и закрыть глаза. Гийю он обожал и часто размышлял о том, что лучшей спутницы жизни ему было не найти. Однако иногда ему хотелось, чтобы они были хоть чуточку более похожими друг на друга в плане характера: Гийя испытывала самую большую радость, когда их дом был полон людей – и взрослых, и детей – со всеми вытекающими отсюда обязанностями. Разумеется, Хёрдюру это тоже доставляло удовольствие, но главное было не переусердствовать: временами ему не хотелось ничего иного, кроме тихого вечера наедине с женой.