Девяносто девять бед и майор для круглого счета

Нарватова Светлана

Но что поделать? Некоторые решения мужчины должны принимать сами. Иначе они утратят самоуважение и веру в себя. Пусть идёт!

…А если он пойдёт к Аннет в одиночестве, то зачем мне дети от идиота без инстинкта самосохранения?

Но я всё же надеялась на лучшее, потому замариновала куриные крылышки и полезла в душ: голову помыть, ноги побрить, всё такое… Необходимое в женской жизни.

Это было самое простое.

Потом началось самое сложное.

Ждать.

Придёт или нет? А вдруг он передумал и вообще согласился, чтобы не обижать? Мужчины — они такие. Им

проще соврать, что непременно придут, чем честно признаться, что возвращаться не планируют. Обычно, правда, такое после секса бывает. Особенно после третьего. Но тут и без секса есть повод не возвращаться. После всего виденного и слышанного.

И прочувствованного на собственном опыте, что немаловажно.

Я уже почти собралась переодеваться в обычное, когда домофон запиликал.

— Ксюша, скажи честно, ты мне какие-нибудь психотропы в еду подмешивала? — поинтересовался бледноватый Степан, разуваясь.

— Как вы так можете, Степан Борисович? — обиделась я.

— Вот я и сам думаю: как я так могу? Как считаешь, мне уже пора обращаться к психиатру или ещё чуть-чуть по вашему дому походить?

— Кто у вас случилось?

— Когда я вышел от тебя, меня позвал Вася.

— Куда позвал? — насторожилась я.

— Просто позвал, — отмахнулся Степан. — По имени. Или по званию. Не помню. Он рассказал, что видел, как Льва заносили в подъезд. В общем, это неважно! — прервался он на самом интересном. — Важно, что в этом участвовала ваша Рина.

— А! И вы пошли к фее, значит! — Я воткнула руки в боки в предчувствии рассказов о неотразимой фейской привлекательности.

— Ксюша, я же просто опросить, — стал оправдываться Стёпа, но я уже начала накачивать слёзы в глаза. — Слушай, а как это делается, что кажется, будто коты разговаривают? — огорошил меня он переводом темы.

— Какие коты?

— Сначала чёрный, — стал перечислять он. — Я подумал, может, кто-то подшутил. В смысле, я не видел, как он говорил непосредственно. Кота видел. Голос слышал. Но ощущение: «идёт направо — песнь заводит».

— Ой, Стёпа, прямо по-человечески прошу: не говори такого при Мурзаиле! — взмолилась я. — Он и так о себе воображает неведомо что. Теперь будет всем рассказывать, что является прапраправнучатым племянником фамильяра Арины Родионовны, который позировал самому Пушкину, когда тот «Лукоморье» писал.

— Арина Родионовна-то тут при чём? — совсем растерялся Стёпа.

— Так в том-то и дело, что ни при чём! Хотя ведьма знатная была. А дальше-то что? — сообразила я, что понесло меня не туда.

— А. Потом, — переключился в нужное русло Степан. — Потом я увидел другого кота. Такого большого, светлого, с пятнами на спине. И тут на стене появилась надпись: «Выпущенный без присмотра питомец считается десертом». Как она появляется, кстати?

— Этого никто не знает, — честно ответила я. Да что ж такое! Обычно дом не показывает маглам всякое непотребство. Может, он почуял в нашем полицейском кровь Иных? — Кроме, Олега, разве что. Но он если и знает, всё равно никому не говорит.

— Почему? — задал самый неожиданный вопрос Степан.

— Он в принципе парень неразговорчивый.

— А

кто он такой?

— Вот вообще не в курсе, если честно. — По вытянувшемуся лицу Степана (Каков матёрый человечище! Всё ещё не потерял способность удивляться!) было ясно, что он всё не так понял. — В смысле, я не знаю, что он такое. Ну, то есть, что он из себя представляет. Потому что он неразговорчивый. А так-то вообще он в нашем доме живёт. Коворкингом владеет. Вот. Который на первом этаже. Так что с котиком-то не так?

Ваня — умный оборотень.

На первый взгляд.

Он при посторонних не оборачивается.

Тем более, при посторонних мужиках.

Потому что после оборота оборотни в чём мать родила оказываются. Так что надеюсь, что не оборачивается. Ване-то по барабану. Они, оборотни, излишней стыдливостью не страдают. А вот Стёпа, особенно после знакомства с Васей, может такого душевного стриптиза не вынести.

— Всё не так с котиком! — Стёпа плюхнулся на табурет возле кухонного стола, но я указала на раковину, и он покорно пошёл мыть руки. — Говорит мне котик человеческим голосом: «Вот всё они обещают да обещают!». А потом говорит: «Вы не могли бы в дверь позвонить? А то у меня лапки!». И показывает, такой. Ну да, лапки. Что у него ещё может быть? Они с вашим Мурзаилом родственники?

— Ты только Ване такого не говори!

— Кто такой Ваня?

— Тот, у которого лапки!

— Тоже воображать начнёт?

— Нет. Обидится насмерть!

— Ксения, ты так это говоришь, будто всё нормально! — попенял мне Стёпа.

— Так всё нормально!

— Где, блин, тут нормально?! Тут всё ненормально! — взорвался он.

— Да-да. Тут всё ненормально, — согласилась я. — И это нормально. Тут. Хочешь, успокоительного зелья налью?

— Без приворотного эффекта? — спросил Степан с тоской в глазах.

— Папой клянусь! По рецепту Фармагеддоши готовила! — отчиталась я. Правда, умолчала, что рецепт новый. И экспериментальный. Но, надеюсь, без побочных эффектов. Во всяком случае, заметных.

17. Степан

Честно говоря, я ощущал настоятельную потребность в дозе барбитуратов или чего позабористей. Но за неимением оного был согласен и на зелье.

Чёрт с ним, один раз живём!

Ксения вытащила из кладовки бутылочку из тёмного стекла. От засургученной пробки тянулись концы шпагата, которые крепились к стеклу такой же красной сургучной печатью с оттиском звездатых звёзд в кругах с письменами. Этикетка из крафтовой бумаги с непонятными символами по краям. Кроваво-красная надпись острым витым шрифтом.

— Это точно успокоительное?

— Обижаешь! — Она протянула бутылочку мне. — Открывай.

Я с трудом разобрал в готических буквах «Для спокойствия и умиротворения». Сразу видно: готовилось не для себя. Со всеми возможными понтами. Повозившись, я всё же вскрыл. Понюхал. Пахло вермутом, но таким… ядрёным! Ксюша поставила мне маленькую стопочку.

— А чокнуться? — намекнул я. Даже если это пресловутое приворотное зелье, то хотелось бы, чтобы обоюдно.

А если нет, то просто за компанию.