Девяносто девять гробов
Шрифт:
— Они быстрее нас. И намного, намного сильнее. И без сожаления оторвут вам голову или выпустят кишки. Кто из вас был прежде на охоте?
Как она и предполагала, множество рук взлетело вверх. Это были пенсильванцы, большинство из которых родились и выросли между двумя отрогами гор. Скорее всего, они учились стрелять, глядя сквозь оптический прицел винтовки 22-го калибра на белохвостого оленя.
— Стрелять четко и метко. Каждый раз в сердце, чуть левее середины корпуса. У вас по двадцать пуль. Не тратьте ни одной на выстрелы в голову или ноги. Вас наверняка учили обезвреживать жертву, не причиняя смертельного вреда. Забудьте об этом.
Она оглядела людей, бывших под ее началом. Национальные гвардейцы, многие из которых воевали в Ираке, им долго рассказывать не требовалось. Тем не
Но наверное, многие погибнут прежде, чем поймут это.
Аркли без раздумий принял бы это допущение. Он сознавал бы важность того, что они делали, и пожертвовал бы кем угодно, включая себя, чтобы остановить сотню вампиров от вторжения в Геттисберг. Пришло время требовать от этих людей той же отдачи, решила она. Пришло время требовать ее от самой себя.
— Ладно, слушайте меня, — сказала она.
Быстрыми, схематичными линиями она набросала свой план.
— У них масса преимуществ, но мы можем победить их, если будем держаться вместе.
Она взяла карту города и парка.
— Я не знаю, где мы столкнемся с ними, но, независимо от этого, план таков. Мы вступаем в первичный контакт и наносим максимум возможного ущерба. Они попытаются окружить нас: чтобы причинить вред, им нужно находиться в непосредственной близости, но мы им этого не позволим. Когда они станут наступать, мы разобьемся на группы и отойдем к ближайшим крупным зданиям. Командиры ваших групп будут знать, куда отступать. Будем защищать эти здания так долго, насколько это возможно, потом снова отступим, и все время будем двигаться к центру города. Затем перегруппируемся, окружим врага и убьем всех, кто останется. Вопросы есть?
Вопросов не было.
68
Когда она закончила писать свои показания, у меня было достаточно фактов, чтобы раздавить сброд Симонона и навсегда положить конец большинству разбойничьих отрядов южан. Я поблагодарил ее со всей признательностью и сказал, что она оказалась большим другом моей страны. Именно ради этого я пришел сюда, и теперь все было кончено. Я собирался уехать на рассвете и до окончания дня вернуться со своим рапортом в Вашингтон.
«Всегда пожалуйста, — написала она. — Но где моя награда?»
Я притворился равнодушным, поняв ее просьбу.
— Вас хорошо покормили сытной кровью. Вы хотите что-нибудь еще?
«Только немного душевного спокойствия, — ответила она. — Что станется теперь со мной, с другом вашей страны, коим я являюсь в настоящий момент? Я не могу передвигаться и не могу освободиться. Какова будет моя судьба?»
То, что должно было произойти с ней потом, было не в моей компетенции, впрочем, мне казалось, я догадывался: быстрая и безболезненная казнь, которая будет милостью для нее, а для нас и тем более.
— Это уж не мне решать, — заверил я ее и приготовился раскланяться.
И все же ей было что мне сказать. Весьма и весьма много. Своим изящным почерком она набросала широкими штрихами мою будущую судьбу, буква за буквой:
«Возможно, я смогу помогать вам и дальше, добрый сэр. Я мало знаю о войне, хотя войны происходили не раз за мою долгую жизнь. Мне кажется, во время самых значительных конфликтов возникает нужда не в военных способностях, не в желании воевать, но в солдатах, которые будут сражаться. Говоря кратко, не нуждаетесь ли вы в людях?»
Моим долгом было передать предложение Жюстины, что бы я о нем ни думал. Я немедленно отправился в повозку, где у нас был телеграф. Я составил свое сообщение, зашифровал его и отправил, думая, что теперь-то покончил с этим. Телеграфист ругался и
69
Больше никаких ошибок. Лора так часто думала об этом, что слова эти, казалось, были выбиты изнутри ее черепа. Больше никаких ошибок. Повесив свою винтовку на плечо, она сжала спиральный медальон в ладони и привязала его к руке порванной ленточкой.
Последний желтый отблеск исчез с неба. Несколько звезд мигали из-за облаков, плывущих с востока на запад, и Кэкстон следила за ними взглядом. Она слышала вертолеты, патрулирующие город, поисковиков с инфракрасными камерами и приборами ночного видения, выискивающих малейшие признаки врага.
«Сейчас, — думала она, нервничая. — Сейчас будет вызов».
Звонка не было. Радио тихонько потрескивало, но ничего не сообщало, кроме периодических докладов о местоположении, когда пилоты вертолетов отслеживали перемещение друг друга. Кэкстон вздохнула.
«Вампиры, — думала она, — могут разделиться и…»
Она тряхнула головой, чтобы отогнать эту мысль, но шея заболела от внезапного движения. Она так устала, так долго не спала. Периодически в течение дня она начинала клевать носом, но старалась не терять драгоценного времени. Теперь она просто ждала и хотела услышать хоть что-нибудь.
Они могли разделиться, двинуться по открытой местности. Избегая дорожных патрулей на шоссе, просто растворившись в темноте.
Нет. Нет, этого не произойдет, не может произойти. Если это случится, она всю свою жизнь будет преследовать их. Каждая ночь будет кровавой баней, каждый день — безумными поисками, и ни единого часа для сна. Этого не могло произойти.
Она посмотрела на людей, бывших у нее в подчинении, выискивая признаки потери самоконтроля. Большинство из них были крутыми ребятами. Все пришли добровольно. Офицеры антиалкогольного подразделения всю свою жизнь работали в неблагополучных местах, им приходилось иметь дело с сомнительными типами, которые часто располагали кучей оружия. Полицейские из отдела по борьбе с наркотиками были во многом похожи на них, это были ветераны бесконечных антинаркотических рейдов и захватов метамфетаминовых лабораторий. Они выглядели немного напуганными. Именно поэтому она и могла назвать их крутыми, ибо они выглядели испуганными. Она вспомнила, какой ужас испытывала сама, когда ей впервые пришлось схватиться с вампиром, а теперь она смотрела вокруг и на каждом лице видела страх. Они знали, что каждый день их могут ранить. Могут убить.
Гвардейцев, солдат, было немного сложнее понять. Некоторые новобранцы сидели кучками по четыре-шесть человек, держа винтовки между коленями. Они вскидывали головы каждый раз, когда раздавался чей-то смех или радио шипело белым шумом. Ветераны Ирака выглядели более обыденно. Большинство гвардейцев, отслуживших в Ираке, были из Пенсильвании, и их потери там также были велики. О том, как нужно выживать, эти люди знали больше, чем она могла рассказать им. Они стояли, прислонившись к грузовикам, не делая лишних движений. Лора видела, как они смотрят на четыре дороги, которые вели от площади, не столько встревоженные, сколько насторожившиеся, внимательно следившие за окружающей обстановкой.
«Сейчас», — подумала она, посмотрев на радио.
Тишина.
К ней подошел Глауэр с огромным термосом горячего кофе и горой вставленных один в другой пластиковых стаканчиков в полиэтиленовой пленке. Он разорвал обертку и протянул ей стаканчик, налив кофе.
— Как ваши ребята? — спросила она.
Он надул щеки, выпустил воздух.
— Мы в порядке, в порядке, — ответил он ей.
Он оглянулся через плечо. Из двадцати офицеров геттисбергского полицейского отделения восемнадцать были расставлены по площади в ожидании приказов. Все двадцать человек пришли добровольно. Это был их город — они хотели остаться здесь, хотели защитить свои дома. Двоих она отправила домой. Один был единственной поддержкой для своего аутичного брата, который не мог сам о себе позаботиться. Другой был болен.