Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения
Шрифт:
— Из меха.
— Тигрового?
— Нет, горностаевого.
— Подделка.
— Да на нем чулки!
— Странно, как это он в чулках!
— И туфли с пряжками.
— Серебряными.
— Ого, что-то скажут на это деревянные сабо нашего Камбуласа!
На других скамьях делали вид, что вообще не замечают Марата. Говорили о посторонних предметах. Сантона подошел к Дюссо.
— Дюссо, вы знаете?
— Кого знаю?
— Бывшего графа де Бриенн.
— Которого посадили в тюрьму Форс вместе с бывшим герцогом Вильруа?
— Да.
— Обоих знавал в свое время. А что?
— Они до того перетрусили, что за версту раскланивались, завидя красный колпак тюремного
— Ну и что?
— Вчера гильотинировали.
— Обоих?
— Обоих.
— А как они держались в тюрьме?
— Как трусы.
— А на эшафоте?
— Как храбрецы. — И Дюссо добавил: — Да, умирать легче, чем жить.
Барер между тем зачитывал донесение, касающееся положения дел в Вандее. Девятьсот человек выступили из Морбигана, имея полевые орудия, и отправились на выручку Нанта. Редону угрожают восставшие крестьяне. Пэмбеф атакован. Перед Мендрэном крейсировала эскадра, чтобы помешать высадке. Весь левый берег Луары от Энгранда до Мора ощетинился роялистскими батареями. Три тысячи крестьян овладели Порником. Они кричали: «Да здравствуют англичане!» Письмо Сантерра, адресованное Конвенту, которое оглашал Барер, кончалось словами: «Семь тысяч крестьян атаковали Ванн. Мы отбросили их и захватили четыре пушки…»
— А сколько пленных? — прервал Барера чей-то голос.
Барер продолжал:
— Тут имеется приписка: «Пленных нет, так как пленных мы теперь не берем» [358] .
Марат сидел не шевелясь и, казалось, ничего не слышал, — он весь был поглощен суровой думой.
Он вертел в пальцах бумажку, и тот, кто развернул бы ее, прочел бы несколько строк, написанных почерком Моморо и, очевидно, служивших ответом на какой-то вопрос Марата.
«Мы бессильны против всемогущества уполномоченных комиссаров, особенно против уполномоченных Комитета общественного спасения. И хотя Женисье заявил на заседании 6 мая: „Любой комиссар стал сильнее короля“, — ничто не переменилось. Они карают и милуют. Массад в Анжере, Трюллар в Сент-Амане, Нион при генерале Марсе, Паррен при Сабльской армии, Мильер при Ниорской армии [359] — все они поистине всемогущи. Клуб якобинцев дошел до того, что назначил Паррена бригадным генералом. Обстоятельства оправдывают все. Делегат Комитета общественного спасения держит в руках любого генерал-аншефа».
358
«Монитер», т. XIX, с. 81. (Прим. автора.)
359
Массад, Трюллар, Нион, Марсе, Паррен, Мильер — комиссары Конвента в провинции, принимавшие участие в борьбе против контрреволюционных мятежей в 1793–1794 гг.
Марат по-прежнему теребил бумажку, затем сунул ее в карман и не спеша подошел к Монто и Шабо, которые продолжали разговаривать и не заметили, как он вошел.
— Как там тебя, Марибон или Монто, — говорил Шабо, — а знаешь, я только что был в Комитете общественного спасения.
— Ну и что ж там делается?
— Поручили одному попу следить за дворянином.
— А!
— За дворянином вроде тебя.
— Я не дворянин, — возразил Монто.
— Священнику…
— Вроде тебя.
— Я не священник, — воскликнул Шабо.
И оба расхохотались.
— А ну-ка расскажи подробнее, — попросил
— Вот как обстоит дело. Некий поп, по имени Симурдэн, делегирован с чрезвычайными полномочиями к некоему виконту, по имени Говэн; этот виконт командует экспедиционным отрядом береговой армии. Следовательно, надо помешать дворянину вести двойную игру, а попу изменить.
— Все это очень просто, — сказал Монто. — Придется вывести на сцену третье действующее лицо — Смерть.
— Это я возьму на себя, — сказал Марат.
Собеседники оглянулись.
— Здравствуй, Марат, — сказал Шабо, — что-то ты стал редко посещать заседания.
— Врач не пускает, прописал мне ванны, — ответил Марат.
— Бойся ванн, — изрек Шабо, — Сенека [360] умер в ванне.
Марат улыбнулся.
— Здесь, Шабо, нет Неронов.
— Зато есть ты, — произнес чей-то рыкающий голос.
Это бросил на ходу Дантон, пробираясь к своей скамье; Марат даже не оглянулся.
360
Сенека Луций Анней (родился ок. 54 г. до н. э. — умер ок. 39 г. н. э.) — знаменитый древнеримский философ, историк и литератор; покончил с собой по приказу императора Нерона, заподозрившего его в заговоре против правительства.
Наклонившись к Монто и Шабо, он сказал шепотом:
— Слушайте меня оба, я пришел сюда по важному делу. Необходимо, чтобы кто-нибудь из нас троих предложил Конвенту проект декрета.
— Только не я, — живо отказался Монто, — меня не слушают, я ведь маркиз.
— И не я, — подхватил Шабо, — меня не слушают, я ведь капуцин.
— И меня тоже, — сказал Марат, — я ведь Марат.
Воцарилось молчание.
Когда Марат задумывался, обращаться к нему с вопросами было небезопасно. Однако Монто рискнул:
— А какой декрет ты хочешь предложить?
— Декрет, который карает смертью любого военачальника, выпустившего на свободу пленного мятежника.
— Такой декрет уже имеется, — прервал Марата Шабо. — Его приняли еще в конце апреля.
— Принять-то приняли, но на деле он не существует, — ответил Марат. — Повсюду в Вандее участились побеги пленных, а пособники беглецов не несут никакой кары.
— Значит, Марат, декрет вышел из употребления.
— Значит, Шабо, надо вновь ввести его в силу.
— Само собой разумеется.
— Об этом-то и требуется заявить в Конвенте.
— Совершенно необязательно, Марат, привлекать к этому делу весь Конвент, достаточно Комитета общественного спасения.
— Мы вполне достигнем цели, — добавил Монто, — если Комитет общественного спасения велит вывесить декрет во всех коммунах Вандеи и накажет для острастки двух-трех человек.
— И притом не мелкую сошку, — подхватил Шабо, — а генералов.
— Пожалуй, этого хватит, — произнес вполголоса Марат.
— Марат, — снова заговорил Шабо, — а ты сам скажи об этом в Комитете общественного спасения.
Марат посмотрел на него таким взглядом, что даже Шабо поежился.
— Шабо, — сказал он, — Комитет общественного спасения — это Робеспьер. А я не хожу к Робеспьеру.
— Тогда пойду я, — предложил Монто.
— Хорошо, — ответил Марат.
На следующий же день соответствующий декрет Комитета общественного спасения был разослан повсюду; властям вменялось в обязанность расклеить его по всем городам и селам Вандеи и выполнять неукоснительно, то есть предавать смертной казни всякого, кто причастен к побегу разбойников и пленных мятежников.