Девяносто третий год
Шрифт:
Толпа притихла.
– - "...запрещается оказывать согласно вышеприведенному приказу содействие и помощь девятнадцати вышепоименованным мятежникам, которые в настоящее время захвачены и осаждены в башне Тург".
– - Как?
– - раздался голос.
То был женский голос. Голос матери.
III
Крестьяне ропщут
Мишель Флешар смешалась с толпой. Она не слушала глашатая, но иногда и не слушая слышишь. Она услыхала слово: "Тург" -- и встрепенулась.
– - Как?
– - спросила она.
– - В Турге?
На
– - Вот уж и впрямь разбойница.
Какая-то крестьянка, державшая в руке корзину с лепешками из гречневой муки, подошла к Мишели и шепнула:
– - Замолчите.
Мишель Флешар растерянно взглянула на крестьянку. Она опять ничего не поняла. Слово "Тург" молнией озарило ее сознание, и вновь все заволоклось мраком. Разве она не имеет права спросить? И почему все на нее так уставились?
Между тем барабанщик в последний раз отбил дробь, расклейщик приклеил к стене объявление, мэр удалился с балкончика, глашатай отправился в соседнее селение, и толпа разбрелась по домам.
Только несколько человек задержалось перед объявлением. Мишель Флешар присоединилась к ним.
Говорили о людях, чьи имена были в списке объявленных вне закона.
Перед объявлением стояли крестьяне и буржуа, иначе говоря -- белые и синие.
Разглагольствовал какой-то крестьянин:
– - Все равно всех не переловишь. Девятнадцать это и будет девятнадцать. Приу они не поймали, Бенжамена Мулена не поймали, Гупиля из прихода Андуйе не поймали.
– - И Лориеля из Монжана не поймали, -- подхватил другой.
Тут заговорили все разом:
– - И Бриса Дени тоже.
– - И Франсуа Дюдуэ.
– - Да, он из Лаваля.
– - И Гю из Лонэ-Вилье.
– - И Грежи.
– - И Пилона.
– - И Фийеля.
– - И Менисана.
– - И Гегарре.
– - И трех братьев Ложре.
– - И господина Лешанделье из Пьервиля.
– - Дурачье!
– - вдруг возмутился какой-то седовласый старик.
– - Поймали Лантенака, считай всех поймали.
– - Да они и Лантенака-то пока не поймали, -- пробормотал кто-то из парней.
Старик возразил:
– - Возьмут Лантенака, значит саму душу взяли. Умрет Лантенак, всей Вандее конец.
– - Кто это такой Лантенак?--спросил один из буржуа.
– - Так, из бывших, -- ответил другой.
А еще кто-то добавил:
– - Из тех, кто женщин расстреливает.
Мишель Флешар услышала эти слова и сказала:
– - Верно!
Все оглянулись в ее сторону.
А она добавила:
– - Меня вот он расстрелял.
Это прозвучало странно; будто живая выдавала себя за мертвую. Все смотрели теперь на нее, но не слишком доброжелательно.
Действительно, вид ее внушал беспокойство; эта дрожь, трепет, звериный страх -- она была так напугана, что вчуже вызывала испуг. В отчаянии женщины страшит именно ее беспомощность. Словно сама судьба толкает ее к краю бездны.
– - Уж не шпионка ли она?
– - Да замолчите вы и уходите подобру-поздорову, -- шепнула Мишели все та же крестьянка с корзинкой.
Мишель Флешар ответила:
– - Я ведь ничего плохого не делаю. Я только своих детей ищу.
Добрая крестьянка оглядела тех, кто глядел на Мишель Флешар, показала пальцем на лоб и, подмигнув ближайшим соседям, сказала:
– - Разве не видите -- юродивая.
Потом она отвела Мишель Флешар в сторону и дала ей гречневую лепешку.
Мишель, не поблагодарив, жадно начала есть.
– - И впрямь юродивая, -- рассудили крестьяне.
– - Ест, что твой зверь.
И толпа разбрелась. Люди расходились поодиночке.
Когда Мишель Флешар расправилась с лепешкой, она сказала крестьянке:
– - Вот и хорошо, теперь я сыта. А где Тург?
– - Опять она за свое!
– - воскликнула крестьянка.
– - Мне непременно надо в Тург. Скажите, как пройти в Тург?
– - Ни за что не скажу, -- ответила крестьянка.
– - Чтобы вас там убили, так, что ли? Да я и сама толком не знаю. А у вас и правда не все дома! Послушайте меня, бедняжка вы, вы ведь еле на ногах стоите. Пойдемте ко мне, хоть отдохнете, а?
– - Я не отдыхаю, -- ответила мать.
– - Ноги-то все в кровь разбила, -- прошептала крестьянка.
А Мишель Флешар продолжала:
– - Я ведь вам говорю, что у меня украли детей. Девочку и двух мальчиков. Я из леса иду, из землянки. Справьтесь обо мне у бродяги Тельмарша-Нищеброда или у человека, которого я в поле встретила. Он меня и вылечил. У меня, говорят, кость какая-то сломалась. Все, что я сказала, правда, все так и было. А потом есть еще сержант Радуб. Можете у него спросить. Он скажет. Это он нас в лесу нашел. Троих. Я ведь вам говорю -трое детей. Старшенького зовут Рене-Жан. Я могу все доказать. Второго зовут Гро-Алэн, а младшую Жоржетта. Муж мой помер. Убили его. Он был батраком в Сискуаньяре. Вот я вижу, -- вы добрая женщина. Покажите мне дорогу. Не сумасшедшая я, я мать. Я детей потеряла. Я ищу их. Вот и все. Откуда я иду -- сама не знаю. Эту ночь в сарае спала, на соломе. А иду я в Тург -- вот куда. Я не воровка. Сами видите, я правду говорю. Неужели же мне так никто и не поможет отыскать детей? Я не здешняя. Меня расстреляли, а где -- я не знаю.
Крестьянка покачала головой и сказала:
– - Послушайте меня, странница. Сейчас революция, времена такие, что не нужно зря болтать чего не понимаешь. А то, гляди, вас арестуют.
– - Где Тург?
– - воскликнула мать.
– - Сударыня, ради младенца Христа и пресвятой райской девы, прошу вас, сударыня, умоляю вас, заклинаю всем святым, скажите мне: как пройти в Тург?
Крестьянка рассердилась.
– - Да не знаю я! А если бы и знала, не сказала бы. Плохое там место. Нельзя туда ходить.