Девять дней
Шрифт:
Улыбка, которую дарит Лили, не похожа на её взгляд. Нежные зелёные глаза полны боли, когда она мягко кивает.
— Бывшая фигуристка. Я давно не каталась.
— Как и я, — подбадривая, сказала Эйра, хватаясь за руку Лили. — Я никогда не каталась профессионально, мой отец не разрешал мне. Но Колин и Эйден часто брали меня на арену, чтобы покататься.
— Мой брат приводил меня на каток, когда мне не разрешали быть там из-за тренировок по хоккею, говорит Лили, улыбаясь воспоминаниям.
Эйра очень ярко улыбается. Одним из её многих талантов является зарождение улыбок на лицах людей. Искренние и сияющие улыбки.
— Так что давай, Лили, давай покатаемся, — Эйра тянет за руку, но Лили не шевелится. Нахмурив брови, она отпустила руку Лили, сделав шаг назад. — Возможно, Колин сможет переубедить тебя лучше меня.
Я кладу пингвина на лёд для Эйры, помогаю ей ступить на него. Когда я убедился, что с ней всё хорошо, я тепло улыбнулся ей и стал наблюдать, как она медленно и осторожно начинает кататься.
Я бы солгал, если бы сказал, что я совершенно спокоен по этому поводу. Я искренне боюсь, что что-то случится с Эйрой в ближайшие пару минут.
— Я не могу этого сделать, Колин, — шепчет Лили.
Я повернулся, чтобы посмотреть на неё, взяв её лицо в свои руки, заглядывая глубоко в её летние зелёные глаза.
ГЛАВА 32
«Он готов спасти меня, как Супермен» — Hide Away by Daya.
Лили
— Ступай на лёд, Лилибаг, — говорит Колин, не отрывая взгляда от моих глаз. Его голос строг. Нет, он строгий, требовательный.
Не думаю, что он перестанет требовать, чтобы я начала кататься на коньках, пока я, наконец, не начну.
Как бы мне ни хотелось, я просто не могу. Так что я говорю ему. Снова.
— Я не могу, — шепчу я сквозь зубы.
Он знает, что катание на коньках сыграло огромную роль в моей жизни, но он не знает, насколько большую, но я думаю, у него есть идея. Однако я отложила катание на коньках, когда моя мотивация иссякла. Я никак не могу вернуться туда, чтобы это не вызвало у меня приступ паники.
Меня пугает сам факт катания на коньках. Просто я боюсь, что мне это больше не понравится или наоборот, что мне очень понравится.
Я боюсь, что коньки снова появятся в моей жизни, как будто я никогда не клала их в морозилку, чтобы они сгнили, пока я не умру.
— Я не могу заставить тебя, — мягко говорит он. — Сделай это для себя, Лилибаг. Для маленькой девочки, которой раньше нравилось стоять на льду, чувствуя, что она парит, перепрыгивая с облака на облако. Я знаю, что раньше ты чувствовала себя именно так, катаясь на коньках. Освобождённой. Как будто ты плывёшь по небу, над облаками, тянешься к звёздам. Сделай это для маленькой девочки, у которой были большие мечты, мечты, которыми она делилась со своим любимым человеком во вселенной. Сон, в котором ты выходила на лёд между хоккейными таймами, чтобы с широкой улыбкой показать зрителям, что для катания на коньках не нужны шайба и клюшки, голы и массивные парни, которые изо всех сил стараются не погрузить своего соперника в длительный сон. Подумай о маленькой девочке, которая не могла дождаться возвращения на лёд в ту же секунду, как сошла с него. Та же самая маленькая девочка, которая возненавидела бы себя прямо сейчас, если бы узнала, что её взрослое «я»
Я ненавижу его. Действительно ненавижу. Почему он говорит умные вещи, когда мне нужно, чтобы он был глупым?
Думаю, Колин знает, что это как-то меня заденет.
Я готова поспорить, что Аарон рассказал ему всё о мечтах, которые у меня были. Не может быть, чтобы он знал так много из той малой информации, которую я ему рассказывала. С другой стороны, Колин умнее, чем кажется, и он точно знает, каково кататься по льду.
Будь он проклят. Он даже не остается, чтобы я накричала на него. Нет, Колин убегает, приближаясь на коньках прямо к своей сестре.
Та же самая девушка, которая возненавидела бы себя прямо сейчас, если бы узнала, что её взрослое «я» положило конец своим мечтам.
Он прав.
Меня бесит, что он не ошибается. Если бы мне было десять и мне бы сказали, что я брошу кататься на коньках в девятнадцать лет и никогда больше не начну… Я бы закатила истерику. Никогда бы я не поверила в это ни на секунду.
Катание на коньках было моей жизнью. Это было то, что вдохнуло воздух в мои лёгкие, что позволило мне забыть боль, позволило мне забыть, что моя семья больше не единое целое. Это сделало бы меня счастливой, заставило бы меня улыбаться, смеяться.
Помимо того, что катание на коньках пробудило во мне соревновательную сторону, оно научило меня избавляться от разочарования. Возможно, мой тренер вызвал большую часть разочарования, подталкивая меня, но сейчас это не имеет значения.
Я стою прямо перед льдом. Всего один крошечный шаг, и я буду на нём. Я чувствовала, как мои ноги скользят, лезвия моих коньков скользили по льду в плавном движении.
Можно ли забыть, как делать то, что ты когда-то любил делать?
Что если я забыла как кататься?
Это маловероятно, верно? Мои мышцы должны помнить, как это делать. Они должны. Это всё, что у меня осталось.
Эйра смеётся, заставляя меня поднять голову, мои глаза следят за Колином и Эйрой, когда он тянет её за собой, так легко катаясь по льду.
Она кричит что-то на испанском, смеясь. И когда за этим следует кашель, Колин немедленно останавливается и поворачивается к ней, кладёт руки ей на плечи, изучая её лицо.
Я все ещё не понимаю, к чему всё это, но я больше не думаю, что это просто грипп. Это должно быть что-то большее, иначе ни Колин, ни их мать не реагировали бы так. Родители и братья обычно так не беспокоятся о катании на коньках, если только за всем этим нет серьёзной причины.
Как бы мне ни хотелось знать настоящую причину, я не буду настаивать на том, чтобы Колин сказал мне. Если он захочет, чтобы я знала об этом, то он просветит меня.
Затем слова Колина всплыли в моей голове — «Сделай её счастливой, в последний раз».
С Эйрой серьёзно что-то не так, а я здесь ною о том, что моя страсть, возможно, больше не является моей страстью.
Даже если нет, что мне терять? Ничего. И это, несомненно, сделало бы меня ещё более счастливой, зная, что я умерла и сделала то, что я любила, по крайней мере, в последний раз перед своей смертью.