Девять драконов
Шрифт:
— Ты не можешь бросить нас сейчас. Этот первый год — решающий, переломный.
— Вы подбросите меня в яхт-клуб? Мне нужно подготовить мой шлюп.
— Шлюп? — Вивиан и Ма Биньян обменялись озадаченными взглядами, словно гадая, все ли дома у Викки после стольких потрясений.
— Если моя мама может плыть в Англию, значит, полагаю, я могу плыть в Нью-Йорк.
— Ты сошла с ума. Викки, ты потрясена тем, что пришлось увидеть и пережить.
— В сущности, я чувствую себя чудесно. Даже свободной.
Она сидела тихо, когда машина пробиралась сквозь сверкающий Центр к Ваньчжаю. Когда они подъезжали к Козвэй Бэю, промелькнувший золотистый «Макфаркар-хаус»
— Есть две вещи, которые я должна сказать тебе, Вивиан… Две вещи, которые сказал мне отец. Он сказал, что ты заставляешь его почувствовать, что он живет. А еще он предостерегал меня присматривать за тобой. Мне очень жаль, что я его не послушала. Оба раза.
Эпилог
СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ
1 июля 1997 года
Когда британское солнце в последний раз взошло над «Нун Дэй Ганом», Викки Макинтош все еще была в Козвэй Бэе, заново упаковывая провизию и разливая воду по бочкам. Маленький шлюп Чипа — меньше чем половина длины «Вихря» и едва ли пятая часть его водоизмещения — реагировал на распределение веса. Потом она доверху наполнила дизельные баки.
В конце концов, она отплыла, взяв курс из «убежища от тайфунов» и махая на прощание рукой Ай Цзи, Хуану и нескольким отъявленным любителям выпить на веранде яхт-клуба. Все остальные были на Кай Тэ на церемонии дня переворота, которая, как предполагалось, не произведет сильного впечатления на зарубежную прессу. Речи транслировались по радио. Но Викки была сыта всем по горло и хотела выбраться отсюда до того, как проявится эффект смены власти, и поэтому она поймала маленькую кантонскую радиостанцию, потом какую-то западную и поплыла под звуки «Потухшей любви» Пэтси Клайн.
Восточный ветер вынудил ее идти близко к Кай Тэ. На какие-то несколько минут у нее было лучшее место для обозрения во всем городе. Она мельком увидела несколько британских офицеров, командовавших бригадой войск-гуркха, и на секунду подумала, что Аллена Уэя уговорили надеть шляпу с плюмажем. Потом она, к счастью, смогла поменять курс, и в ее памяти остался «Юнион Джек», все еще упруго развевавшийся на флагштоке.
Британский флаг был спущен под скорбный жалобный напев шотландской волынки ровно в 3.07 — время, выбранное астрологами как самое благоприятное. Но китайский флаг, тяжело хлопавший на непривычном восточном ветру, застрял на середине. Встревоженное гудение прокатилось по рядам зрителей. Жуткий конфуз — наверное, дело было во флагштоке. Это была растрескавшаяся старая мачта, взятая последнюю минуту в Королевском яхт-клубе Гонконга, когда выяснилось, что каждый из сорока пяти абсолютно независимых гонконгских бизнесменов — мужчин и женщин, строивших «Экспо», — заявили, что пусть кто-нибудь другой воздвигает флагшток.
Премьер Тан Шаньдэ и губернатор Особого административного округа Гонконга Аллен Уэй, как один, вскочили со своих мест, выпаливая приказы. Гонконгцы и каэнэровцы побежали к мачте, выбрали самого низкорослого, поставили себе на плечи, и он стал трясти мачту, пытаясь освободить заевший ролик. С его помощью красный флаг неуклюже пополз к вершине мачты, в то время как камеры Си-Эн-Эн сосредоточились на живой пирамиде, построенной из державших на себе бедолагу грузных бизнесменов и бюрократов в своих лучших воскресных костюмах.
— Мы будем карикатурной властью, — несколько раз жаловался каэнэровец, пока его не заткнул приглушенный рык премьера Тана.
— Расслабьтесь, товарищ. Они будут смеяться вместе с нами.
Вивиан Ло сидела вместе со своими коллегами
Когда все закончилось, Вивиан велела своему шоферу отвезти ее к любимому храму богини Тинь Хао. Он был полон молящихся.
— Как продвигается переворот? — услышала она, как старая женщина спросила другую.
— Японский эсминец, — последовал ответ — общий намек на «Ямамото», который был созвучен кантонскому слову, означавшему что-то докучное и надоедливое.
Вивиан зажгла ароматическую палочку, и мысли ее полетели вслед за дымом. Отец всегда поражался, как быстро мелькает калейдоскоп событий в Китае. Кто знает, сколько продержится на плаву ее новый покровитель, или как долго он позволит ей наслаждаться постом официального консультанта? Реформы, которым повезло долго жить, были в Китае продуктом сопротивления, борьбы, а не согласия, и она поклялась себе, что будет прагматичной, но не малодушной и трусливой. Необременительная клятва, знала она, потому что, благодаря ребенку Дункана Макинтоша и покровительству Тана, она обладала властью, идущей от владения собственностью — местом в огромном хане.
В быстро меняющемся мире триумф нужно держать цепкими руками, и она делала это. Но ее обуревали сомнения. Какой позор, что Викки покинула их, думала Вивиан. Она, Питер и Мэри — они втроем не могли заменить, не могли быть равными такому человеку, как Дункан Макинтош или такой женщине, как его дочь. Хан Макфаркаров много, очень много потерял с ее отъездом.
Нужно было лучше обращаться с Викки, чтобы у нее не возникло чувство, что Китай ограбил ее. Что думает Дункан, смотря с небес? Разочаровала ли она своего прекрасного возлюбленного? Зажигая еще палочки, она облекла свой вопрос в молитву Тинь Хао. Ответ она могла почти предугадать. Морская богиня сказала ей: не нужно тревожиться. Вивиан, как все смертные, скоро узнает секреты небес. Кое-что должно было случиться на Востоке.
Восточный ветер гнал Викки весь день. Она привыкала к шлюпу и не плыла еще по-настоящему, и поэтому ей потребовалось несколько часов, чтобы обогнуть остров и пройти Шэ-О. Небо стало хмуриться, когда она пересекла канал Ламма. Ветер помогал ей, и Викки держала курс в открытое море. Она все время оглядывалась назад. Но теперь ветер дул на юг — в июле юго-восточные ветры были делом обычным. Он принес с собой влажный зной и почти непроницаемую дымку.
Горизонт становился все темнее. Позади нее Гонконг начал окрашивать небо в красный мерцающий цвет. Викки включила подсветку компаса. Цо подсветка была слишком яркой и могла испортить ей ночное зрение. Она открыла дверцу под компасом, вывернула электрическую лампочку и покрасила ее лаком для ногтей.
Отлично. Она села позади штурвала и подумала: хорошо бы выпить пива. Наверху клубились облака, закрывая звезды. Красное мерцание за кормой превратилось в узкую полоску, которую едва видно из-за волн. Остальной берег Китая был темным, как всегда, а впереди надвигалась черная ночь Южно-Китайского моря — непроницаемая, как стена.
— Викки!
Ей показалось, что ветер принёс ее имя — шепот, раздавшийся из темноты, и Викки привстала со скамейки кокпита, прежде чем решила, что ей чудятся голоса от одиночества. Уже? Она вдруг осознала, что отправилась в долгий, долгий путь. Испуганная усмешка исказила ее лицо. Она попыталась занять себя тем, что стала возиться с кливером.