Девять драконов
Шрифт:
Викки помнила, но было куда как легче указывать Альфреду, что ему делать, чем делать это самой. Она устала, сказала себе Викки, и больше чем счастлива спрятать голову в песок.
— Я сказал тебе, что я заключил сделку? — спросил Альфред осторожно. — Я опять об этой Китайской башне…
— Ты шутишь.
Альфред гордо усмехнулся:
— Я добыл денег, чтобы купить эту чертову башню и еще кое-какую прилегающую к ней недвижимость. Всего на семьсот восемьдесят миллионов.
Викки была поражена. У нее просто не было слов для восхищения. Она даже
— Поздравляю, Альфред, я просто потрясена!
— Ты дала мне старт сделать это — тогда, в ресторане родителей.
— Очень мило с твоей стороны так сказать, но ведь сделал это ты. Догадываюсь, что это было непросто.
— Викки, ведь я прошу тебя выйти за меня замуж не просто так. Это не означает, что наш брак возникнет на пустом месте или в память о прошлом. Мы подходим друг другу. Ты помогла мне, и вместе мы — крепость.
— Продолжай, Альфред.
— Вот что я еще хочу сказать. На купленных землях я хочу построить штаб-квартиру. Огромный дом. Участок находится на возвышении, и у нас будет потрясающий вид на «убежище от тайфунов» и добрые старые дома, такие, как «Макфаркар-хаус». Мы будем любоваться, как они купаются в лучах солнца.
— Штаб-квартиру чего?
— Нашей компании, которая будет заниматься жилищным строительством. Цин-Макинтош. И возвращением эмигрантов. Может, мы откроем еще и филиал — университет Цина. Ты помнишь, мы говорили с тобой об Азиатском университете? И у меня есть еще идея, которую я хочу с тобой обсудить. Если дела пойдут на лад, Гонконгу нужен будет аэропорт для грузовых авиаперевозок. Что ты на это скажешь?
— Альфред, ты понимаешь, что ты мог сегодня умереть, если бы не нашел меня?
— Я нашел тебя. Если бы я прожил хоть сто двадцать лет, я бы все равно не понял, почему эта гуйло так любит предаваться отвлеченным размышлениям. Это все равно что блуждать в темноте.
Викки смотрела, как штурвал поворачивался словно невидимой рукой — шлюп стоял на автоматическом управлении. Она никак не могла прийти в себя. Альфред так рисковал своей жизнью. Он мог утонуть, и все ради того, чтобы попросить ее вернуться домой. Назвала бы ее мать это «мужским поступком» или чистым безрассудством? Но Альфред не был заурядным авантюристом. Он храбрый человек и рисковал своей жизнью и своим сердцем.
Викки коснулась его лица. Он выглядел таким усталым.
— В будущем году я вернусь в Гонконг, если он будет еще жив. Вернусь и буду бороться за свой хан. Спроси меня тогда.
— Ты выбрала самое худшее время для «каникул», Викки. Что бы ни случилось в этом городе, оно случится в ближайшие двенадцать месяцев. Не время смотреть со стороны и ждать.
Викки выключила огни, словно хотела сбежать от него, но слышала, как его привязанный виндсерфер бьется о корпус шлюпа.
Альфред устало вздохнул.
— Я скажу тебе, почему ты бежишь, — проговорил он. — Ты бежишь потому, что ты такая же, каким был твой отец. Ты
— Ну и что?
— Если ты считаешь, что права, это путь в пустоте. Или в пустоту. Ты что, хочешь ждать, пока тебе стукнет столько же, сколько было твоему отцу, и только тогда по-настоящему отдать себя кому-либо? Ты заслуживаешь лучшего. Это чистый бред. На самом деле ты очень щедрая и великодушная женщина.
— Ты не знаешь меня, Альфред.
— Когда-то, очень давно, я был с тобой в постели. Память остается.
— Постель — это еще не вся жизнь, — парировала Викки. — Но спасибо тебе за то, что ты это сказал.
Она задрожала, одернула себя и оглянулась на красный горизонт.
— …Если честно, это здорово, что ты так сказал. Ты именно это имел в виду?
— Такие женщины, как ты, не каждый день появляются на свет.
Если бы она прожила хоть сто двадцать лет, даже тогда она не забыла, как он летел к ней в облаке капелек воды. До сегодняшнего вечера она никогда не думала, что Альфред — романтик. Но он был таким. Больше, чем храбрым, больше, чем «с мужским началом», — он был настоящим романтиком. Он весь искрился надеждой, а что может быть романтичнее?
— …Ты знаешь, Альфред, на все эти проекты, о которых ты так мечтаешь, надо очень много денег.
— Много денег, — повторил он терпеливо.
— Гонконгцы будут особенно осторожны в местных инвестициях в ближайшие несколько лет.
— Чертовски осторожны…
— А Китай — глухая стена.
— Глухая каменная стена. Никаких займов из Китая.
— Итак, мы договорились до иностранных инвестиций.
— Деньги гуйло, — согласился Альфред. — Единственные инвестиции, которые нам светят в ближайшие годы, потекут из Англии, Европы и Штатов.
— Но это дастся нелегко.
— Очень трудно. Но мы можем сделать это, Викки. Мы можем.
— Тебе придется поставить на карту все, чего ты достиг, чтобы уговорить их. Особенно это касается Китайской башни.
— Цин-Китайской башни.
— Я не шучу, Альфред. Ты собираешься рисковать всем ради спасения города, который… Мы не знаем, можно ли его спасти вообще.
— Но он стоит того, чтобы попытаться это сделать.
Викки вытянула ноги и положила их на скамейку напротив. Альфред вышел из темноты. Его сильные пальцы всегда безошибочно знали точку, где нужно нажать.
— Альфред, как это здорово!
— У нас может быть и все остальное.
Викки оглянулась назад на красные огни за кормой — казалось, свет пульсирует высоко в небе. Альфред увидел, как она улыбается.
— Чему ты улыбаешься?
— Будоражащие времена, — сказала она задумчиво, думая, что сможет занять деньги в Лондоне и Нью-Йорке для Гонконгской авиалинии грузовых самолетов, если ей только удастся уговорить премьера Тана добыть у правительства Китая гарантии соблюдения долговых обязательств. В конце концов, Тан ей стольким обязан.