Девять месяцев до убийства
Шрифт:
Видимо, я, чтобы выбраться из создавшейся ситуации, чересчур сильно нажала на газ и разболтала то, о чем никому еще не рассказывала — даже Питеру. Причем сделала это наихудшим образом — как бы в шутку, словно это самое забавное в моей жизни.
— Ах, лучше оставим моего отца в покое, — лукаво сказала я. — Знаешь, я придумала ласкательное имя для своего муженька.
Питер дернулся так, как будто я выстрелила в него в упор.
— Ласкательное имя? Для Нино?
— Да. Уменьшительное от Импортуны.
— Уменьшительное? «Импорт», что ли? Знаешь что, Вирджиния, ты просто
— Оно еще короче.
Я не знаю, что заставило меня продолжать. Черт подтолкнул, не иначе. Ничем другим просто не объяснить.
— Еще короче, чем «Импорт»?.. «Имп» [1] что ли? Это ему просто не подходит.
— Нет, нечто среднее между тем и этим, — ответила я игриво, как будто мы играли в угадайку. Неужели он до сих пор не догадался?
— Нечто среднее между «Импорт» и «Имп»? — Питер сдвинул свои шелковистые брови. — Ты просто разыгрываешь меня. Между «Импортом» и «Импом» ничего быть не может.
1
Имп — букв. «Шельма».
— Ничего? — меня просто распирало. — А как тебе нравится «Импо»?
Когда у меня это вырвалось, я тут же пожалела, что вовремя не прикусила язык. Потому что это дало Питеру новую надежду. Я заметила, как сверкнули его глаза.
— Импо! — повторил он. — Не хочешь ли ты сказать, что Нино — великий Нино — неспособен…
— Не стоит говорить об этом, — быстро перебила его я. — Я не знаю, как у меня язык повернулся. Ты не находишь, что нам пора сделать заказ?
— Не стоит говорить об этом? А о чем же тогда стоит говорить вообще?
— Тише, Питер, умоляю тебя.
— Ради бога, малышка, неужели ты не понимаешь, что это значит? Если брак фактически не состоялся, то он просто недействителен. Это хорошая причина, чтобы его аннулировать.
В крайнем возбуждении Питер не стал дальше обсуждать мою супружескую жизнь. И хорошо. Я уже и думать боялась, что могло из этого выйти. И без того все уже складывалось достаточно скверно.
Тем не менее мне пришлось еще раз повторить ему все доводы, которые я уже не раз приводила. А именно — то, что, аннулировав брак, ничего не изменишь, что Нино держит меня в руках из-за истории с отцом, и сейчас еще больше, чем раньше, потому что его управляющему— прожигателю жизни — не пошел на пользу урок, преподанный ему в 1962 году — урок, за который я заплатила почти пятью годами своей жизни. Нино регулярно сообщает мне с точностью до цента, как растут долги отца, так что я знаю — отцу грозит тюрьма.
— Как я могу допустить такое, Питер? Ведь он мой отец. И он по-своему любит меня. Мы с тобой просто не сможем построить свое счастье такой ценой. Я уверена, что не смогу, и надеюсь, что ты не сможешь тоже.
— В этом я не столь уверен, — грубо ответил Питер. — Твой отец что — с ума сошел? Почему он тогда не обратится к психиатру, черт побери? Он не понимает, что губит твою жизнь?
— Он фанатичный игрок, просто не может остановиться.
— И к тому же дамский угодник. Вирджин, твой отец
С некоторых пор Питер стал называть меня наедине «Вирджин».
— Твой отец говорит, что любит тебя. Будь проклята такая любовь, которая заставляет отца продавать единственную дочь какому-то евнуху, лишь бы спасти свою несчастную шкуру!
— Папа слабый человек, Питер, и очень любит удобства в жизни. К тому же свадьба с одним из богатейших людей мира вовсе не кажется столь уж трагичной судьбой. Конечно же, он не знает, что Нино… в таком состоянии.
Откуда-то появился официант, и я специально громко сказала:
— Я голодна. — Хотя это и было неправдой. — Ты что, хочешь заставить меня поститься?
Мы кое-что заказали. Мне досталась телячья котлета, обмазанная каким-то клеем — видимо, их восхитительный шеф-повар как раз был в отлучке. Питер с дотопь ностью провинциального адвоката стал выпытывать частности договора, который мне пришлось подписать перед свадьбой. Я просто думаю, что мой любимый в отчаянии был способен на все. Ведь мы уже десятки раз наталкивались на эту непреодолимую степу и тщетно искали в ней какую-то лазейку. Мне пришлось снова сказать ему, что на протяжении пяти лет я не имею никаких прав на имущество Нино, и если до истечения этого срока перестану делить с ним стол и кров, то не просто окажусь на бобах — он натравит на моего отца полицию и упрячет его за решетку. Да-да, именно так бы он и поступил, без сомнения.
— Тебе так нужны его деньги?
Как презрительно искривились губы Питера!
— Ненавижу их. И его самого. Ради бога, Питер, ведь ты не думаешь, что причина в деньгах! Я же тебе уже все объяснила, Я бы с удовольствием отдала все, что у меня сейчас есть, за нормальную человеческую жизнь. Не важно, какой бы трудной она ни оказалась, раз уж…
— Стало быть, все опять-таки упирается в любимого старого папочку, — скрипнул зубами Питер. — Ну и черт с ним! Когда кончается установленный срок? Ваш брачный договор хранится среди тех личных бумаг Нино, к которым он меня не подпускает на пушечный выстрел.
— Какое сегодня число? Девятое декабря. Значит, срок истекает ровно через девять месяцев, в день, когда Нино исполнится шестьдесят восемь. Это совпадет с пятой годовщиной нашей свадьбы. Девятое сентября будущего года.
— Ровно через девять месяцев… — с какой-то странной интонацией проговорил Питер.
Вначале я и не обратила внимания на особый смысл этой его фразы, но Питер еще раз повторил ее. Я поняла и развеселилась. Но Питер вовсе не был склонен шутить, и стоило мне увидеть выражение его лица, как я сразу посерьезнела.
— Что случилось, Питер? Что с тобой?
— Ничего, — ответил ом.
Но надо было слышать, как он это сказал!
Я поняла сразу — какое уж там «ничего»! Он что-то задумал. Что-то ужасное. В его светловолосой голове от отчаяния и злости явно родился какой-то план. Я даже боялась думать, какой. Мне просто хотелось забыть обо всем этом как можно скорее. Я сказала себе, что мой Питер не может строить такие чудовищные планы, в каком бы гневе он ни был.
И все-таки я догадывалась, что может.