Девять месяцев по контракту
Шрифт:
— Чушь, — отвечаю ей, привирая. — Платье как платье, ничего в нем особенного.
Мама недоверчиво качает головой и прикрывает за собой дверь.
Отшвыриваю тушь в сторону, злюсь на саму себя. Для кого нарядилась, спрашивается? Для того, кто вышвырнул тебя из номера, словно дешевку? Тут же снимаю с себя платье, небрежно забрасываю его на самую верхнюю полку и достаю оттуда наряд попроще. Вместо распущенных по плечам волос завязываю высокий хвост. Стираю с ресниц тушь, а с губ помаду. Вот, так вполне годно для обычной деловой встречи между суррогатной матерью и биологическим отцом, которому
Когда выхожу в прихожую, мама удивленно вскидывает брови. Заметила, что я переоделась, но, наверное, списывает это на личные счёты. Так даже лучше.
— Лиза ещё спит? — спрашивает меня.
— Да, мам. Не буди пока её.
— Не буду, — ворчит себе под нос. — У нас розетка сломалась в гостиной, а починить некому. Да и дверца на кухонной тумбе на ладан дышит, ещё чуть-чуть и отвалится.
— На что ты намекаешь, мам? — спрашиваю, опираясь лбом о дверной косяк. — Хочешь, я сама починю, когда приеду?
— Я намекаю на то, что мужика тебе надо достойного, Яна.
— Чтобы розетку и дверцу починил? — не могу удержаться от подколки.
— Да ну тебя, — машет рукой мама. — Кого ты ждешь? Принца на белом коне? Ты его не дождешься! Был у тебя уже один, да свалил в неизвестность, оставив тебя с ребёнком.
Всей правды об отце Лизы маме я не рассказала, конечно же. Это был бы фееричный скандал, что её умница-дочка после нескольких часов знакомства поехала с незнакомым мужчиной в отель. В тот период мать часто оставалась на подмосковной даче, которую мы чуть позже продали. Мне нужно было всего лишь навещать бабушку и учиться, да только Динка со своим праздником спутала все планы.
Я впервые не ночевала дома, оставшись наедине с мужчиной. Матери сказала, что это были долговременные отношения, да только мы расстались, и он пропал бесследно, а я не успела рассказать ему о своей беременности. И номер он сменил, и адрес. Мне приходилось изворачиваться и врать, иначе мать бы всю столицу на уши поставила, чтобы его найти.
— Не такой судьбы я для тебя хотела, Янка.
— Я знаю. Прости, что не оправдала твоих надежд.
Открываю дверь, выхожу в подъезд и дрожу от негодования. Стоило мне один раз ошибиться и теперь семь лет приходиться выслушивать о том, какая я непутёвая. Но такие моменты наглядно показывают мне, как не стоит вести себя с собственной дочерью.
Я выхожу из подъезда взвинченная. Нахождение с мамой под одной крышей становится просто невыносимым. Возможно, стоит подумать о том, чтобы снять квартиру, но лишние траты сейчас ни к чему… Я долго копила на однушку, а суррогатное материнство станет мощнейшим толчком для приближения к цели.
Автомобиль Тимура уже стоит у подъезда. Увидев меня, он выходит из салона на улицу, кивает мне в знак приветствия и открывает дверцу. Меня немного потряхивает, когда Багримов находится близко, а в ноздри вбивается запах древесного парфюма. Прикосновение его теплой ладони жалит мне руку. Наверное, я предпочла бы, чтобы он вёл себя как хам и не показывал мне свои джентельменские манеры. Уж я-то знаю, на что он способен.
Резко одёргиваю руку, оказавшись в салоне. Достаю из сумочки телефон, открываю вкладку Инстаграм и быстро листаю фото друзей,
— Яна, — слышу требовательный голос Тимура и резко вздрагиваю.
Он впервые обращается ко мне по имени.
Телефон едва не падает на пол от неожиданности, потому что я по наивности и глупости думала, что мы не станем друг с другом разговаривать. У нас контракт, мы взаимосвязаны, но, к счастью, это на недолго. Мне нужно всего лишь благополучно родить малыша и передать его Багримову. На этом наше общение навсегда закончится.
— Проблемы с УЗИ не в первый раз?
Он поворачивает голову назад и смотрит прямо на меня, остановившись на светофоре. Язык будто прилипает к нёбу, а в горле становится так сухо, будто в пустыне. Он впервые смотрит на меня долго, чуточку дольше задерживается на губах, опускается ниже, к шее и вновь перемещает свой взгляд глаза в глаза. Наверное, мне никогда так сильно не хотелось провалиться сквозь землю.
— Нет, не первый раз, — отвечаю после небольшой задержки. — Подобное было на двадцать второй неделе, но доктор сказала, что не критично.
Багримов отворачивается и резко трогает с места, когда загорается зелёный, отчего я вжимаюсь в сиденье и рвано дышу. Кажется, он злится. И мне приходится на него смотреть, потому что я не понимаю, закончился наш разговор или нет.
Я испытываю к Тимуру странные чувства, даже если отбросить в сторону то, что произошло между нами семь лет назад. Багримов — отец того крохи, которого я ношу, так почему же он не поинтересовался результатами раньше? Где Лена, и почему она прекратила свою бурную деятельность, перестав мне звонить? Быть может, он вышвырнул её из своей жизни так же резко, как и меня в своё время?
Жалеть Багримова, как ни крути, не получается, да и не за чем. В этот момент мне жаль ещё не рождённого малыша, поэтому, несмотря на все указания психологов, я опускаю ладонь на живот и посылаю ему своё тепло.
Мне не позволено его любить, но я никому и никогда об этом не расскажу.
Глава 5.
— Размер желудка по-прежнему увеличен, — произносит Варвара Степановна. — Сейчас Багримова позову и покажу, что именно меня смущает.
— Может, не надо? — попискиваю на кушетке.
Мне не слишком хочется, чтобы Тимур видел меня в таком виде — с гелем на обнаженном животе, но он заказчик и имеет полное право на то, чтобы знать о собственном ребёнке всё. Я лишь сосуд, который необходим ему для вынашивания.
— Ещё чего! — возмущается доктор. — Лежи смирно, Яна, не то откажется от ребёнка. Куда девать потом будешь?
— Что Вы такое говорите, Варвара Степановна! — пугаюсь.
— Думаешь не бывает такого? — ухмыляется доктор. — Я всякого повидала за время работы здесь. Биологические родители разными бывают — кто-то идёт на этот шаг, потому что безуспешно пытается зачать ребёнка десяток лет подряд, а кто-то, потому что не хочет портить фигуру и верит в мифы о том, что после родов женские половые органы растягиваются до невероятных размеров.