Девять месяцев по контракту
Шрифт:
— Воды? Позвать врача? Вам холодно?
Я беру одеяло, пододвигаю его ближе и ощущаю, как её морщинистая ладонь накрывает мою руку.
— Яна… прости меня, Яна…
Из её глаз стекают дорожки слез. Это хорошо, значит рефлексы работают. Не сразу понимаю, что именно она произнесла, а когда осознаю, она закрывает глаза и вновь
Я прихожу на следующий день. И через день тоже. Приношу ромашки, выбрасываю астры. Берусь за книгу и вновь начинаю читать. Врачи сказали, что с тех пор Эльмира Рустамовна ни разу не заговорила. Удивительно и похоже на моё личное сумасшествие.
В моих руках вновь Коэльо. Только теперь «Вероника решает умереть». Я купила её в том же переходе, где и цветы, и текст в ней читается значительно легче, чем в «Алхимике».
— Яна…
Я прерываюсь, поднимаюсь с места. Мать Тимура смотрит чётко на меня. В этот раз мне не кажется.
— Яна… я понимаю, что не заслужила, но я хотела бы увидеть Лизу…
Её речь спутанная и не совсем разборчивая, но я почему-то хорошо её понимаю. Киваю, опускаю ладонь на её руку и слегка сжимаю. Всё поняла, я приведу Лизу. Она это знает. Без слов понимает.
Тимур не перечит мне, когда на следующий день я прошу его отвезти всех нас к матери. Мы проходим в палату, и я прошу Лизу вести себя тише, чтобы не мешать бабушке. Дочь понимает меня с полуслова. Забирается в кресло, что-то шепчет Тимуру на ухо. Знаю, что картина обездвиженного пожилого человека возможно пугает её, но Лиза понятливая девочка. Надо значит надо.
Во время нашей встречи Тимур заговаривает с матерью. Она отвечает коротко, сбито и немногословно, но это уже прогресс, что она пришла в себя, шевелит конечностями и разговаривает. Ей всего пятьдесят семь, и у неё вся жизнь впереди. Встанет на ноги, подлечится в Израиле и, возможно, когда-нибудь на своих двоих ногах придёт к нам в гости.
— Яна…
Эльмира
— Она сильно похожа на Тимура… — шепчет пересохшими губами.
Я пою её из трубочки и молча киваю.
— Я знаю.
— Простишь меня, Яна?
— Я никогда на вас обижалась.
С каждым днём мать Тимура все больше оживает. Я чаще привожу к ней Лизу. Дочь рассказывает стихи и даже поёт. Эльмира Рустамовна начинает медленно ходить, и следующий этап её лечения будет проходить уже в Израиле. Родная дочь согласилась сопровождать её.
В последний день перед выпиской из клиники мы приходим в палату всей толпой. Мой муж расцвел и выдохнул, после того как его мать пошла на поправку. И это невероятно радует меня.
— Если вы не против, после Израиля мы с Каримом приедем к вам в гости.
— Не против, мам, — отвечает Тимур. — Будем рады.
Мы выходим из палаты и бредем по коридору. Я веду за руку Артюшку, который только учится ходить, а Тимур идёт рядом с Лизой.
— Со всеми больничными заботами забыла тебе сказать, — произношу негромко и делаю остановку. — Мы ждём малыша.
Тимур останавливается, переводит на меня свой взгляд и пристально смотрит. Он рад? Шокирован? Удивлен?
Улыбается, обнажая свои белоснежные зубы, и впервые за долгое время, пока мама болеет, делает это так открыто и радостно. В следующую секунду Багримов подходит ко мне вплотную, обнимает за талию и несдержанно целует. Посреди больничного коридора, на глазах у детей и медперсонала.
— Я никогда не устану благодарить тебя за второй шанс, Ян, — произносит, касаясь пальцами моих скул. — В этот раз я пройду с тобой всю дорогу от начала и до самого конца.