Девять месяцев
Шрифт:
— Миссис Деланчи? — спросил голос.
— Да.
— Меня зовут доктор Ранкин, я осматривал вашего мужа. Простите, что вам пришлось так долго ждать. Боюсь, ваш муж перенес тяжелейший сердечный приступ. Нам удалось стабилизировать его состояние, и, хотя он все еще в опасности, мы перевели его в отделение интенсивной терапии. Вы можете навестить его. — Он посмотрел на нас троих, когда мы обступили Фиону, и добавил: — Но, должен подчеркнуть, к нему может зайти только один человек. Ему нужно отдохнуть.
Мы с Элис кивнули, а Саймон очень расстроился.
— Мне жаль, но вы сможете навестить его только утром, —
Мы пошли следом за ними, не зная, что делать дальше, но у стойки приемной остановились.
Фиона оглянулась на Саймона:
— Дорогой, я знаю, что это тяжело, но тебе лучше вернуться домой. Не думаю, что мы можем что-то сделать сегодня, но я останусь с ним до утра. Отправляйся домой и сообщи нашим друзьям, что случилось. Я позвоню тебе попозже, а утром ты сразу приедешь в больницу.
Саймон неохотно кивнул.
— Она должна быть где-то здесь, — сказал Саймон, роясь в кипе бумаг. Последние полчаса мы занимались поисками записной книжки Фионы, чтобы обзвонить друзей и родственников, но в доме царил такой хаос, что и комнату не найдешь, не то что книжку. Было странно рыться в вещах людей, которых нет дома. Такое ощущение, будто я вторглась на чужую территорию, но другого выхода не было. Мы попытались дозвониться до Тамсин, но ее домохозяйка сказала, что та с близнецами уехала в гости к друзьям и не вернется раньше глубокой ночи.
— Нашел! — воскликнул Саймон, помахивая в воздухе телефонной книгой. — Она была в маминой сумке. — Он стал перелистывать ее. Его лицо было серым и усталым. — Итак, думаю, пора обзванивать людей, — сказал он без энтузиазма.
Элис пожала ему руку в знак поддержки.
— Хочешь, мы оставим тебя? — спросила она.
— Почему бы вам не заказать пиццу? — предложил он. — Кажется, я ничего не ел весь день, и Холли, похоже, тоже. Уверен, нам надо перекусить.
Мы с Элис отправились на кухню искать меню; мне казалось, что я видела его на холодильнике.
— Я схожу за своим телефоном, по-моему, я бросила его в гостиной, — сказала Элис, оставляя меня одну на кухне.
У меня урчало в животе; я целый день ничего не ела. За себя я не слишком волновалась, но ребенок не должен был страдать.
Я стала просматривать разные меню, письма, телефонные номера, прикрепленные магнитами к холодильнику. Когда я тронула их, несколько листков упало на пол. Открытка, улетевшая под кухонный стол, привлекла мое внимание. На ней был изображен тропический пляж, маленький индийский мальчик на переднем плане поднимал над головой огромную рыбу-меч. Мое сердце забилось, я была уверена, что это открытка от Тома. Я бросила вороватый взгляд через плечо, подняла ее и перевернула. Я сразу же узнала почерк Тома и начала читать его каракули.
Мама и папа,
четыре дня назад я приехал в Бомбей. Это безумное место, очень много нищих. Немного депрессивно, но такова жизнь. Папа, тебе бы понравилась местная архитектура! В хостеле познакомился с классными ребятами. Но самое лучшее знакомство — это одна женщина, красивее которой я в жизни не видел, мы проводим вместе много времени,
Я постараюсь вскоре позвонить, но здесь это очень сложно.
С любовью, Том.
Я сидела на полу посреди кухни, снова и снова перечитывая письмо. Мне казалось, что каждый раз мне в сердце втыкают нож. Я сидела с открытым ртом, с глазами, полными слез. Он встретил другую. Почему он не сказал мне? Надеялся тихо исчезнуть из моей жизни? Но тут другая болезненная мысль пришла мне в голову: вот почему Маркус предложил мне свою помощь — из жалости.
Я услышала шаги Элис и вскочила, прикрепляя открытку обратно на холодильник.
— Ты нашла меню? — спросила она, появляясь на кухне.
Я смотрела невидящим взглядом на холодильник, не в силах оторваться от изображения индийского мальчика на пляже.
— Да вот же оно, прямо перед твоим носом, — сказала Элис, открепляя листовку от холодильника и помахивая ею перед моим лицом. Тут она заметила мой взгляд и перестала улыбаться: — О, Холли, бедная девочка. У тебя был ужасный день, да? — Она обняла меня. — Маркус поправится, я уверена в этом. Ты же слышала, что сказала Фиона, он молодой и сильный.
Я кивнула, стараясь улыбнуться; мне стало стыдно, что я так расстроилась не из-за Маркуса. Я была такой эгоистичной. Маркус мог умереть сегодня, а я переживаю из-за своей личной жизни. Мне следовало подумать о Саймоне и о том, как я могу ему помочь. Я оторвала взгляд от холодильника и присоединилась к Элис, которая сидела за столом и выбирала пиццу в меню. Но мой желудок превратился в маленький болезненный комок, и я сомневалась, что мне удастся проглотить хоть кусочек.
Так и вышло; несмотря на то что пицца выглядела очень аппетитно, она так и осталась лежать в коробке нетронутой. Саймон откусил несколько кусочков между телефонными разговорами, но он был слишком усталым, чтобы есть. Позвонила Фиона и сказала, что состояние Маркуса стабильное. Он почти ничего не говорил, так как из-за обезболивающих средств почти все время спал. Она попросила Саймона привезти ей утром кое-что в больницу и повесила трубку. Потом позвонила Тамсин, вернувшаяся от друзей. Наша новость ее очень расстроила, и она сказала, что тотчас приедет к нам. Я попыталась отговорить ее, но она повесила трубку прежде, чем я успела это сделать.
К моему облегчению, Саймон попросил меня остаться на ночь. Меня пугала мысль о возвращении в пустую квартиру с остывшим обедом в духовке и инструментами Маркуса в детской. Мне не хотелось увидеть их снова сегодня вечером, а потом лежать в постели и вспоминать выражение его лица, слабое и беспомощное. Уж лучше остаться с друзьями.
Саймон предложил мне переночевать в комнате Тома, и мое сердце сжалось; быть так близко к его вещам, спать в его постели, возможно, почувствовать его запах — это было бы слишком жестоко. Как будто положить рядом с очень голодным человеком бутерброд, но так, чтобы он не мог до него дотянуться.