Девять миллиардов имен Бога (сборник рассказов 1937-1953)
Шрифт:
— Я все равно считаю, — сказал Эрис, — что ты не смог бы сделать этого с кем–то, тебе не знакомым, а в тех играх я бессознательно тебе помогал.
— Тогда это так и было, но теперь все изменилось. И доказательство тому — вон там, в долине.
Он сделал жест, указывая на последних, отставших пленников, которых подгоняла охрана. Темный поток почти прошел, и вскоре вход в ущелье будет закрыт.
— Когда я стал старше, — продолжал Аретенон, — я про–водил все больше и больше времени, исследуя работу ума и пытаясь понять, почему некоторые из нас могут с такой легкостью проникать в чужие мысли, а другие совершенно неспособны
Мне пришлось отложить свои исследования, когда началась война. Затем, ты знаешь, во время пятой битвы, меня неожиданно вызвали. Даже сейчас я точно не знаю, кто ответствен за это. Меня привезли в одно место, далеко отсюда, где я нашел маленькую группу мыслителей — с некоторыми из них я уже был знаком.
План был простым — и грандиозным. С самого рассвета нашей расы мы знаем, что два или три ума, объединенные вместе, могут быть использованы для управления другим умом, если он этого хочет, так, как я когда–то управлял тобой. Мы использовали эту возможность для лечения больных с древних времен. Теперь мы решили использовать ее для разрушения.
Существовали две основные сложности. Одна связана с любопытным ограничением наших обычных телепатических способностей — когда, за редким исключением, мы можем вступать в контакт на расстоянии только с тем, кого мы уже знаем, а общаться с чужими можем только в их присутствии.
Вторая, и более сложная, проблема заключалась в том, что требовалась объединенная мощь многих умов, а ведь до этого мы вообще не умели соединять усилия более двух или трех человек. Как мы этого достигли — в этом и состоит наш главный секрет. Далее же, когда нам этого удалось добиться и мы приступили к осуществлению основной цели, достичь ее оказалось проще, чем мы ожидали. Два ума мощнее одного не вдвое, а три не втрое, а во много больше раз. Точное математическое отношение между ними очень интересно. Вы ведь знаете, что чем больше в группе элементов, тем быстрее растет число связей между ними. Аналогичная закономерность соблюдается и в этом случае.
Итак, в результате мы получили Объединенный Ум. Сперва он был нестабилен, и мы могли сохранять его только на несколько секунд. Даже сейчас это дается невероятным напряжением умственных ресурсов, и мы по сей день не можем удерживать себя в таком состоянии в течение… достаточно долгого времени, скажем гак.
Все эти эксперименты, разумеется, проводились в обстановке строжайшей секретности. Если мы могли это сделать, то же самое могли сделать и митранианцы, их умы ведь оснащены не хуже наших. У нас были пленники, и мы использовали их как подопытные экземпляры.
На секунду завеса, скрывавшая глубинные мысли Аретенона, казалось, дрогнула и рассеялась, затем он восстановил контроль.
— Это было самым тяжелым. Одно дело — насылать безумие в отдаленные земли, когда противника не видишь в лицо, но совсем другое, когда ты собственными глазами вынужден наблюдать результат сделанного.
Когда мы усовершенствовали свою методику, мы устроили испытание на большом расстоянии. Нашей жертвой был некто, настолько хорошо знакомый одному из наших пленников, чей ум мы полностью контролировали, что мы могли полностью идентифицировать его, — и, таким образом,
Мы ничего не предпринимали до тех пор, пока не убедились, что наша атака своей внезапностью положит конец войне. Из голов наших пленников мы извлекли возможность идентификации множества митранианцев в подробностях, которых вполне хватало, чтобы выявить и разрушить их умы. Каждый ум, подвергшийся нашему нападению, выдавал нам знания о других, и наша мощь увеличивалась. Мы могли причинить гораздо больший урон, чем причинили, тем более что разрушение умов велось у одних мужчин.
— Вы полагаете, — горестно сказала Джерил, — что так более милосердно?
— Возможно, и нет, и все–таки, согласитесь, это поступок, который делает нам честь. Мы остановились, едва только враг начат мирные переговоры, атак как о произошедшем, кроме нас, не знает никто, мы отправились в их страну, чтобы хоть как–то возместить тот ущерб, который мы нанесли. Впрочем, мы мало что могли сделать.
Наступила долгая пауза. В ущелье внизу никого не было, и белое солнце зашло. Холодный ветер дул над холмами, над пустынным, без единого корабля, морем, где он был единовластным хозяином. Эрис заговорил, и его мысли чуть слышно раздавались в мозгу у Аретенона.
— Ты пришел не для того, чтоб рассказать мне об этом, верно? За этим стоит что–то еще. — Это был не вопрос, а утверждение.
— Да, — согласился Аретенон. — У меня для тебя послание, и оно тебя сильно удивит. Послание от Теродимуса.
— Теродимуса?! Я думал…
— Ты думал, что он погиб или, что еще хуже, предал. Однако ни то ни другое не верно, хотя он прожил последние двадцать лет на вражеской территории. Митранианцы относились к нему так же, как и мы, и давали ему все, что нужно. Они ценили его ум по справедливости, и даже во время войны никто не тронул его. Теперь он хочет вновь увидеться с тобой.
Эрис был чрезвычайно взволнован известием о своем старом учителе, но внешне это на нем нисколько не отразилось. Он вспомнил юность, время, когда Теродимус влиял на него особенно сильно.
— Что он делал все эти годы? — спросил Эрис после затянувшейся паузы. — И почему он хочет увидеться со мной снова?
— Это длинная и сложная история, — сказал Аретенон. — Теродимус сделал открытие не менее грандиозное, чем наше; и его открытие может иметь еще более значительные последствия.
— Открытие? Какого рода?
Аретенон помолчал, задумчиво глядя вниз. Охрана возвращалась, оставив в долине лишь небольшую часть стражников, — для того чтобы справляться с обившимися от стада пленниками, много было не нужно.
— Ты знаешь о нашей истории не меньше моего, Эрис, — начал он. — Принято считать, что прошло не менее миллиона поколений, прежде чем мы достигли нынешнего уровня развития, — а это огромный промежуток времени! Почти весь прогресс, достигнутый нами, возможен благодаря нашим телепатическим способностям; без них мы не многим бы отличались от всех яругах животных, которые обладают таким поразительным сходством с нами. Мы очень гордимся нашей философией и математикой, нашей музыкой и хореографией, — но задумывался ли ты когда–нибудь, Эрис, что возможны иные направления культурного развития, о которых мы даже не мечтали? Что во Вселенной могут быть и другие силы, кроме умственных?