Девять минут до взрыва
Шрифт:
Открылся лаз. Он первым спустился в «зиндан» по короткой деревянной лесенке. Высота потолка здесь едва достигает двух метров. Стены помещения, размеры которого составляют четыре на три метра, обшиты нестроганной доской. На дощатом полу – соломенный тюфяк, застеленный куском старого брезента. На тюфяке распластался пленник, почти двухметрового роста детина, голый до пояса, весь перевязанный бинтами, успевшими обильно пропитаться кровь. В зиндане стоит тяжелый дух: смешанный запах мочи, плесени и – опять же – крови. Ноги у пленника связаны чуть ниже колен. На руках – наручники. Лицо у Супруна
Саид раскрутил переноску, подсоединил ее к переходнику, на который подается питание с электрического щита. Провод с патроном на конце передали тому, кто спустился в зиндан первым. Он вкрутил лампочку, закрепив провод – сделав петельку – на вбитом в стену гвозде-«сотке»…
Сделав необходимые приготовления, слегка пнул по ноге пленника.
– Хватит дрыхнуть! – сказал он по-русски. – Тут тэбе нэ курорт!
Тахир снял пиджак, передав его Вахе. На нем черная рубашка; он расстегнул пару верхних пуговок и закатал рукава выше локтя. Ему не очень-то хотелось лезть в эту зловонную яму. Но ничего не поделаешь: он старший в этой компании, с него и самый строгий спрос, если что пойдет не так.
– Ваха, дай сюда камеру!
Шофер протянул ему портативную видеокамеру, которую они специально прихватили с собой в эту поездку.
Тахир приказал парню выбираться наружу. Потом сам спустился по лесенке… Супрун был в сознании; коротко простонав, он даже попытался было приподняться… но у него ничего из этого не вышло.
– Ну чё, твари?! – с трудом разлепив разбитые, покрывшиеся корочкой засохшей крови губы, произнес он. – Явились… Убивать пришли?! Ну так стреляй, сука! Да хоть на куски режьте…
– Нэ так быстро, Супрун, – перейдя на русский, сказал Тахир. – А пагаварить?!
– Кто здесь?! – Алексей вновь попытался приподняться на локтях: что-то у него с ногами было не так, совсем он их не чувствовал. – Чё-то голос мне твой знаком?! Никак это ты… джигит?
Тахир включил камеру и направил ее на пленника.
– Имя? Как тэбя за-авут?
– Да пошел ты…
– Фамилия?
– Иди на фиг!!
– Тэбя звать Алексей Супрун… так?! Наза-ави сваих саобщников?!
– Отвали!
– Кто вас па-аслал жечь и убивать таджиков в Выселки?!
– Идите в жопу!! Кончайте, мля… Я вам все равно ни хера не скажу!
В раздробленном пулей плече у него временами как-будто кто-то огненными щипцами орудовал… Супрун сцепил зубы, чтобы перетерпеть очередной взрыв адской боли. Он узнал того, кто только что спустился в зиндан и включил видеокамеру. Сначала по голосу, а потом, когда хорошенько пригляделся, узнал его и визуально. Это был ни кто иной, как Тахир Сайтиев. Тот самый тип, который не так давно приходил с дружками в ДК «Машиностроителей» (и получили там там тренделей!)… Тот самый субъект в маске, который расхреначил бейсбольной битой фары и стекло джипа, когда транспорт «грифоновцев» блокировали на трассе лихие джигиты, которых Мансур выбрал себе в качестве новой «крыши»…
«Худо дело, – подумал он, превозмогая боль в простреленном плече (еще одна пуля, как он понял, застряла где-то в поясничном отделе… может, из-за этого ранения
Другой, может быть, после столь серьезных ранений уже отправился бы на тот свет. Но Супрун все еще жив, все еще в сознании; собственное недюжинное здоровье теперь, кажется, сыграло с ним злую шутку…
Тахир, убедившись, что пленник не вот чтоб помирает, что он способен думать, соображать, переживать, говорить, наконец, решил не форсировать события.
Он ожидал уже в самом скором времени новостей от своих парней, которые получили от него конкретные задания.
В том числе велась работа и по родне, по ближним связям этого русского амбала, которого нужно расколоть – любой ценой, во что бы то ни стало.
Он выключил камеру. Встал чуть сбоку, возле лесенки – он передвигался аккуратно в этом довольно тесном пространстве, старался не прислоняться к покрытым плесенью дощатым стенам, чтобы не запачкаться.
– Слушай ми-ня сюда, Супрун! Внимательно слушай, да?! И соображай давай… думай!! Ты си-ирьозно ранен! Ти-ибе врача нада… медик! Чтоб сделал а-аперацию! Две пули нада да-астать! А-адна – в плече, вта-арая – в спине застряла! Раны нада па-ачистить и зашить! Та-агда будишь жить, будишь а-апять зда-аровый! Ты нам всё расскажешь, да? И мы сразу па-авизем тибя к врачам, в бальницу, на а-апирацию!!
– Да пошел ты! Не верю… Ни единому твоему слову не верю, собака!!
Тахир криво усмехнулся – этот русский, похоже, решил поиграть в «героя». Он, конечно, крепкий орешек. Но ничего, ничего, и не таких доводилось «колоть».
– Ти-и на-астаящий ба-аец, Супрун… уважаю! – сказал он после довольно длительной паузы. – Ти-и мужчина… не то что тва-аи дружки! Ка-аторые бросили ти-ибя! Трусы… шакалы! Ка-аво ты защищаешь?! Вот а-ани точно са-абаки! Сби-ижали все… уехали… а-аставили тибя аднаво!
– Суки, – пробормотал Супрун, адресуясь всем сразу, и к «своим», которые, действительно, бросили его, не вынесли из-под огня, и к этим двуногим зверям. – Мрази… ненавижу!
– Так только шакалы си-ибя ведут! Н а ш и никогда так ни-и делают! Мы не аставляим сва-аих раненых и убитых… не то что в а ш и!
– Не физди! Били вас, черножопых… и дальше будут бить! Даже если меня на кусочки станете резать. Отсоси… я вам все равно ничего не скажу!!
– Плохо, очень плохо, – Тахир укоризненно покачал головой. – А может би-ить еще хуже! Знаи-ишь, что ми-и с тобой можем сделать?!
– А мне пох! – Супрун закашлялся… какое-то время его грудь сотрясали мучительные спазмы. – Я… – чуть отдышавшись, сказал он, – я все равно… не жилец! Поэтому – отвали!
– Ми-и, Супрун, сначала кастрируем ти-бя! Панимаишь?! Всё это будет записано на камеру, да?! Па-атом а-атрежем ти-ибе тваю глупую голову!! Если, ка-анечно, ты не скажешь нам, кто ти-ибя паслал в Выселки! И кто и-ище там был с та-абой! Гавари, как их всех за-азвут?! Где а-ани праживают? И где, на ка-аво работают!