Девять правил соблазнения
Шрифт:
— Как она красива, не правда ли?
Услышав это, Калли резко обернулась и охнула. В дверях стоял Ралстон, на его лице сверкала небрежная улыбка. Нет, не Ралстон.
В дверях стоял лорд Николас Сент-Джон, высокий и широкоплечий, с резко очерченными скулами и сверкающими голубыми глазами, как две капли воды похожий на Ралстона, за исключением одного: через правую щеку Сент-Джона тянулся шрам — длинная тонкая, четко очерченная белая полоска резко контрастировала с загорелой кожей и выглядела странно на лице столь безупречного джентльмена. Однако
— Лорд Николас, — произнес он с улыбкой, слегка наклонив голову, затем пересек комнату, взял ее руку и низко поклонился.
— Кальпурния Хартуэлл. — Калли сделала книксен.
— Леди Кальпурния, — тепло улыбнулся он, — я вижу, вы уже заметили даму моего сердца. — Николас указал на статую.
— Конечно, ее невозможно не заметить. — Калли обернулась к скульптуре. — Она само совершенство. Кто же ее создал?
Сент-Джон покачал головой, в глазах появился блеск гордости.
— Неизвестно. Я нашел ее на южном побережье Греции несколько лет назад. Несколько месяцев я собирал там мрамор и вернулся домой с таким багажом, что с удовольствием пожертвовал эту красавицу для украшения Ралстон-Хауса на том условии, что мой брат обеспечит ей надлежащее обращение. — Он помолчал, не в силах отвести взгляда от скульптуры. — Я полагаю, это Селена, богиня луны.
— Она выглядит такой умиротворенной.
— Удивительное замечание.
— Понимаете, — робко начала Калли, — легенда о Селене не самая счастливая. Ведь она обречена любить смертного в вечном сне.
Сент-Джон повернулся к ней при этих словах, явно впечатленный.
— Ее собственная вина. Она знала, что Зевса не стоит просить об одолжении. Подобные действия никогда ничем хорошим не кончаются.
— Вполне вероятно, Селене это было прекрасно известно, когда она принимала это одолжение. Могу предположить, что эта статуя изображает счастливую Селену, до того как вмешался Зевс.
— Вы забываете, — ответил Сент-Джон с дразнящим блеском в глазах, что у них с Эндимионом все-таки родилось двадцать детей, несмотря на его сонное состояние, так что не так уж и несчастна она была в своем положении.
— При всем уважении к вашим словам, милорд, хотелось бы заметить, — возразила Калли, — что выносить и вырастить двадцать детей — это не похоже на самые счастливые обстоятельства. Думаю, вряд ли она казалась бы такой умиротворенной, если бы эта статуя изображала ее в состоянии материнского блаженства.
Сент-Джон громко рассмеялся.
— Исключительно точно подмечено, леди Кальпурния. Основываясь на этом разговоре, могу сделать вывод, что дебют Джулианы должен стать чрезвычайно занимательным... по крайней мере для меня.
— О, конечно, Николас, твоя заинтересованность в этом деле важнее всего.
Калли напряглась, когда в комнате прозвучала эта раздраженная
Казалось, почувствовав напряжение Калли, Сент-Джон подмигнул ей, затем повернулся к маркизу и произнес, широко улыбаясь:
— Так оно и есть, братец.
Ралстон лишь покачал головой и, повернувшись к Калли, внимательно посмотрел на нее своими пронзительно-голубыми глазами. Легкий румянец окрасил щеки девушки, и она быстро опустила глаза, боясь встретиться с Ралстоном взглядом. Ник сразу заметил возникшую неловкость и поспешил гостье на помощь.
— Не стоит так нервничать, Гейбриел. Я просто пытался развлечь леди Кальпурнию в ожидании прихода Джулианы. Где же она?
— Я велел Дженкинсу пока не приглашать нашу сестру. Мне хотелось бы поговорить с леди Кальпурнией до того, как они встретятся. — Он помолчал. — Если позволишь, Ник, наедине.
У Калли бешено заколотилось сердце. Что же такого он собирается сказать ей, чего не должен слышать даже родной брат?
Ник, изящно поклонившись, поцеловал Кальпурнии руку и сказал:
— С нетерпением буду ждать следующей встречи, миледи.
Выпрямившись, он весело улыбнулся Калли и еще раз ободряюще подмигнул.
Она не могла не ответить ему улыбкой.
— И я тоже, милорд.
Ралстон подождал, пока Николас закроет за собой дверь, и, предложив Калли кресло, сел напротив. Продолжая потихоньку осматривать обстановку, Калли отметила, насколько меньше стала казаться мебель — да и сама комната, — словно весь Ралстон-Хаус не был рассчитан на такого крупного мужчину. Она опустила голову, притворяясь, будто рассматривает замысловатый узор паркета, и старательно делая вид, что присутствие Ралстона не производит на нее никакого впечатления. Глупо, конечно. Такой мужчина не может не производить впечатления.
— Прежде чем вы встретитесь с Джулианой, я бы хотел кое-что уточнить.
Калли почувствовала укол разочарования. Неужели ему так необходимо демонстрировать свое безразличие? Не поднимая головы, она принялась рассматривать свои руки, отчаянно стараясь не вспоминать, что всего несколько часов назад эти руки касались Ралстона. Но как она могла забыть его теплую кожу, его мягкие волосы, его сильные мускулистые плечи — все, до чего дотрагивались ее пальцы. А он казался таким равнодушным.
Калли негромко откашлялась, прочищая горло, и сказала:
— Конечно, милорд.
— Я подумал, что будет лучше, если вы начнете заниматься с Джулианой в Ралстон-Хаусе. Моей сестре нужна некоторая помощь в освоении правил поведения в лондонском свете, и мне не хотелось бы, чтобы она допустила оплошность перед графиней Аллендейл.
Калли широко раскрыла глаза, подняла голову и встретилась с ним взглядом.
— Моя матушка никогда не нарушит конфиденциальность уроков вашей сестры.
— К сожалению, даже у стен есть уши.
— Только не у стен Аллендейл-Хауса.