Девять принцев Амбера
Шрифт:
— Мне тоже, — пробормотал я.
И пока я ел, я представил себе ее. Я увидел ее в платье с большим вырезом на груди, зеленом, как может зеленеть только море, с пышной юбкой. Звучала музыка, все танцевали, позади нас слышались голоса. Моя одежда была двухцветная — черная и серебряная, и…
Видение исчезло. Но то, что я сейчас вспомнил, было правдой, моим прошлым, в этом я не сомневался, и про себя я выругался, что помню только часть этой правды. Что она говорила мне там — тогда, когда звучала музыка, все танцевали и слышались странные голоса?
Я
— Я вспоминаю одну ночь, — сказал я, — когда ты была вся в зеленом, а я носил свои цвета. Как все тогда казалось прекрасно, и музыка…
На лице ее появилось слегка мечтательное выражение, щеки порозовели.
— Да, — ответила она, — Какие прекрасные были тогда времена… Скажи, ты действительно ни с кем еще не связался?
— Честное слово, — сказал я.
Что бы это ни значило.
— Все стало значительно хуже, — сказала она. — И в Тени сейчас больше ужасов, чем даже можно себе представить…
— И?
— Он все в тех же заботах, — закончила она.
— О.
— Да, — продолжала она, — и ему хотелось бы знать, что ты намереваешься делать.
— Ничего.
— Ты хочешь сказать?
— По крайней мере сейчас, — поспешно добавил я, потому что глаза ее слишком уж широко открылись от изумления, — до тех пор, пока точно не буду знать, в каком положении находятся сейчас дела.
— А-а.
Мы доели наши бифштексы и допили пиво, а кости отдали собакам. Второй ирландский волкодав зашел в комнату незадолго до этого и тоже улегся у стола Потом мы пили кофе, маленькими глоточками, и я почувствовал по отношению к ней самые настоящие братские чувства, которые, однако, быстро подавил.
— А как дела у других? — наконец спросил я.
Ведь такой вопрос ни к чему меня обязывал, а звучал он достаточно безопасно.
На минуту я испугался, что она спросит меня, кого я имею в виду. Но она просто откинулась на спинку стула, подняла глаза к потолку и сказала:
— Как всегда, пока ничего нового не слышно. Возможно, ты поступил мудрее всех. Но как можно забыть… все величие?..
Я опустил глаза долу, потому что не был уверен в их выражении.
— Нельзя, — ответил я. — Просто невозможно.
Засим последовало долгое и неуютное для меня молчание, разрушенное вопросом.
— За что ты ненавидишь меня? — спросила она.
— Что за ерунда, — ответил я. — Ведь что там ни говори, как я могу тебя ненавидеть?
Это, казалось, пришлось ей по душе, и она обрадованно обнажила в улыбке белые зубы.
— Хорошо. И спасибо тебе большое, — сказала она. — Кем бы ты ни был, но ты настоящий джентльмен.
Я поклонился и расшаркался.
— Ты вскружишь мне голову.
— Ну, что там ни говори, а это навряд ли.
И я почувствовал себя неуютно.
Ненависть и ярость вновь пробудились во мне, и я подумал, знает ли она, против кого они могут быть направлены. Я чувствовал, что знает, и с трудом удерживался от желания спросить ее об этом в лоб.
— Что ты думаешь делать? — спросила она в конце концов,
— Ну конечно, ты ведь мне не веришь…
— Как мы можем тебе верить?
Я решил запомнить это «мы».
— Вот видишь. Так что в настоящее время я просто воспользуюсь твоим покровительством, и буду только рад жить здесь, где тебе не составит труда не выпускать меня из виду.
— А дальше?
— Дальше? Там видно будет.
— Умно, очень умно, — сказала она. — И ты ставишь меня в неловкое положение.
(Честно говоря, мне просто некуда было больше идти, а на деньги, которые я выудил у доктора, долго было не прожить).
— Да, ты конечно, можешь остаться, но я хочу предупредить тебя, — тут она поиграла каким-то брелоком, висевшим на шее, — волкодавы. В Ирландии и волков не осталось после того, как там завели эту породу.
— Знаю, — механически ответил я и тут же понял, что действительно это знаю.
— Да, — продолжала она. — Эрик будет доволен, что ты — мой гость. Это вынудит его оставить тебя в покое, а ведь именно этого ты хочешь, «не-се-па?».
«Уи, мадам».
Эрик! Это что-то значило! Я знал Эрика, и почему-то было очень важно, что я его знал. Правда, это было давно. Но Эрик, которого я знал, все еще был для меня очень важен.
Почему?
Я ненавидел его, и это была одна из причин. Ненавидел его настолько, что даже мысль об его убийстве была не в диковинку. Возможно, что я когда-то даже пытался это сделать.
И между нами существовала какая-то связь, это я тоже знал.
Родственная? Да, да именно это.
Причем ни мне, ни ему не нравилось, что мы… братья… Я помнил… помнил…
Большой, сильный Эрик — с его важной кудрявой бородой и глазами — такими же, как у Эвелины!
На меня нахлынула новая волна воспоминаний, в висках отчаянно запульсировало, лоб покрылся испариной.
Но на лице ничто не отразилось, я медленно затянулся сигаретой и прихлебнул пива, одновременно сообразив, что Эвелина действительно была моей сестрой! Только вот звали ее иначе. Я никак не мог вспомнить ее настоящее имя, но только не Эвелина — это уж точно. Что ж, придется вести себя еще осторожнее, — решил я. — В конце концов не так уж трудно вообще не называть ее по имени до тех пор, пока не вспомню.
А кто же я сам? И что, наконец, все это значило?
Эрик, внезапно ощутил я, был как-то связан с той моей автокатастрофой. Она должна была закончиться моей смертью, но только я выжил. Не он ли и организовал ее? Да, подсказывали мои ощущения. Это не мог быть никто другой, только Эрик. А Эвелина помогала ему, платя Гринвуду, чтобы меня держали в бессознательном состоянии. Лучше, чем быть мертвым, но…
Внезапно я понял, что, придя к Эвелине, я попался Эрику прямо в руки, стал его пленником, на которого можно напасть в любую минуту, если, конечно, я здесь останусь.