Девять с половиной дней чужой жизни
Шрифт:
– Только первое? – спросила шепотом и в ужасе прижала ладони к пылающим щекам.
Доктор внимательно посмотрел на нее и тяжело вздохнул.
– Думаю, этого будет вполне достаточно. Ну, а теперь поговорим о муже в другом аспекте. Ты его не просто не помнишь, а, вообще, не знаешь, кто он такой? Так сейчас все устроено в твоей хорошенькой головке. Вот об этом ты не должна забывать ни на минуту, и можешь делать любые глупости. Чем-чем, а этим ты никого не удивишь. Что можно спросить с человека, который ни-че-го не помнит? Кстати, потеря памяти после всевозможных критических ситуаций, стала обычной болезнью века. Теперь во всех сериалах это показывают.
– Дело не в этом, – поспешно выпалила Сильвия. – Спит он со своей женой на самом деле или нет, мне безразлично. Я и мысли не могу допустить о том, что нужно будет разделить постель с этим грубым и неотесанным существом даже в невинных отношения. Достаточно уже того, что он будет дышать мне в спину и… Потом, если я согласилась тебе помогать, это совсем не значит, что… – она снова запнулась. – Сама ситуация – совершенная пошлость, даже с точки рения физиологии. Кстати, что там об этом говорит современная медицина?
– О чувствах? Думаю, что с момента сотворения мира мало что изменилось и диагноз остается прежним. Если следовать высказываниям Великих, видно, что однозначного ответа на этот вопрос нет. Гиппократ говорил, что «большинство болезней – от недостатка любви». Однако это совсем не значит, что тем, к кому не пришла любовь, жить возбраняется. Аристотель считал, что «любовь бывает приятной и полезной», Платон – «… божественной и страстной и той, которая смешана из обоих». Так что, дорогой мой ботаник, физиологию тоже нельзя полностью отрицать, – он незаметно подавил улыбку. – Однако твоя ситуация никаким образом не подходит под известные стереотипы. Только по любви и со мной, – он нежно поцеловал ее в губы.
Сильвия отстранилась и продолжила мысль, которая ее сейчас беспокоила больше всего.
– Конечно, в моем возрасте уже можно не думать о таком понятии, как моральный облик. И все же, перешагнуть через себя на деле – трудно, если без чувств. Может, это какое-то психическое заболевание, а доктор?
– Возможно, – ответил Шура и озадачено потер лоб. – Придется мне серьезно заняться твоим лечением, дорогая, пока еще не стало совсем поздно. Вот об этом современная медицина… – он не закончил мысль. Его прервал телефонный звонок.
Улыбка мгновенно слетела с лица доктора.
– Быстро в кровать и приведи в порядок дыхание. Приехал отец. Он обязательно должен услышать наш разговор. Прошу тебя, Сильва, соберись и постарайся поставить себя на место Женни. Считай, что в этой постели она. Постарайся, ну… ради меня.
Он широко распахнул дверь и уселся на стуле возле кровати пациентки, заботливо поправив на ходу ее одеяло.
В коридоре послышались гулкие торопливые шаги. Шура подмигнул и громко сказал:
– … это не выход прятаться за молчанием. Согласен, вам так удобно, но я уверен, что вы можете разговаривать. Вы сколько угодно можете дурачить своих родственников, но я ваш врач и провести меня вам не удастся. Итак, Евгения, с минуты на минуту должен приехать ваш отец. Я намерен обсудить с ним вариант вашего возвращения домой. Не вижу смысла дальше держать вас в клинике, и, надеюсь, что в знакомой обстановке память быстро вернется. Я же всегда остаюсь к вашим услугам. Можете звонить в любое время, даже ночью, – он украдкой подмигнул, пытаясь ее немного приободрить. – Итак, на этом
Сильвия продолжала молчать.
– Ну, же, не упорствуйте, Евгения. Изображать из себя немую больше не получится. Вам никто больше не поверит. Будьте разумны. Вы, ведь, тоже врач и не хуже меня понимаете, что ситуация заходит в тупик, – Шура незаметно кивнул на дверь, за которой, вне сомнения находился отец Женни. – И, пожалуйста, не усложняйте себе и мне жизнь.
– Ну, хорошо, если вы так хотите, – тихо произнесла она, сопровождая свои слова тяжелым вздохом. – Но, что с того, что я могу говорить? Я не вижу в этом никакого смысла. И с кем, скажите, доктор, мне говорить? О чем? Я ничего не помню. Боюсь, что вам трудно это понять. Одно дело лечить людей, другое – чувствовать то же, что и они.
– В какой-то степени я с вами согласен. И все же, вы не можете всю жизнь прятаться от всех в этой палате. Будьте внимательны, присматривайтесь к окружающим, не избегайте общения с близкими и очень скоро вы сможете вернуться к полноценной жизни. Поверьте, я знаю, о чем говорю.
– Возможно, вы правы. Наверное, я что-то должна спрашивать? Чем-то интересоваться? Я не знаю никого, кроме вас и другого медицинского персонала, с которым встретилась клинике. А этот седой мужчина… Он ласково смотрит на меня, гладит руку, но так и не догадался представиться. Это мой отец?
– Да, – спокойно ответил доктор. – Ваш отец. Он очень любит вас и готов на все, лишь бы вы поправились. До этого я запрещал ему разговаривать с вами, чтобы не травмировать вашу психику, но сегодня в этом уже нет никакой необходимости.
– Я ничего не чувствую к нему, кроме жалости. Наверное, это плохо, но как мне заставить себя проявлять чувства к людям, которых я не знаю? Я не вижу никакого выхода… – бормотала Сильвия, удивляясь про себя глубоко скрытым способностям преображения.
Ее находчивость нравилась Шуре. Он несколько раз незаметно поднимал большой палец вверх, что означало наивысшую похвалу, и подыгрывал не менее мастерски.
– Так нельзя, дорогая. Подобные мысли не способствуют выздоровлению. Вы должны бороться. А, что касается отца… На то он и отец, чтобы это понять и поддержать вас. Он сильный и мужественный человек и найдет в себе силы не только правильно принять, но и справиться с этой ситуацией. Вы не думайте об этом.
– А… кто у меня еще есть? Мама?
– Мамы у вас нет. Насколько я знаю, у вас есть муж. Он приходил к вам однажды. Помните, того крупного мужчину? Они тогда были вместе с отцом.
– Нет. Я не знаю его и почти не запомнила. К тому же, я не думала, что это мой муж.
– Почему вы так не думали? – улыбнулся Шура. Похоже, ему самому все больше нравилась эта игра. Со стороны выглядело так, словно они находились на сцене и репетировали спектакль, а за дверью был реальный зритель, который должен был с первой минуты поверить в игру актеров.
– Не знаю. Мне кажется, я не могла выйти за него замуж. Вы не разыгрываете меня?
– Евгения, – доктор снова стал серьезным и посмотрел на часы, – скоро приедет ваш отец, и, давайте, договоримся – вы больше не будете молчать. Ваше упорство разбивает ему сердце. Он любит вас и постарается помочь во всем. К тому же, думаю, он лучше меня сможет рассказать вам о вас самой, о жизни и о семье. Вот вам и повод начать разговор, – он встал. – А теперь, простите, мне нужно вас покинуть. Подумайте о том, что я вам сказал.