Девять с половиной дней чужой жизни
Шрифт:
– Это было так давно, – она вздохнула и мягко отстранилась. – Если честно, я уже от тебя отвыкла.
– Сильва, ты меня пугаешь, – в голосе Шуры послышалось беспокойство. – То, что ты сейчас сказала… Я об этом не подумал. Но это неправильно. Мы должны быть вместе, и я больше не хочу это откладывать. Зачем? Обещай, что выйдешь за меня сразу же, как только закончится этот кошмар.
– М-да, какая точная характеристика ситуации. Даже во сне подобное не часто увидишь. Поэтому, давай, сначала дождемся его завершения,
Шура, нехотя разжал руки и выпустил ее из объятий.
– Как скажешь, моя принцесса. Как скажешь, – тяжело вздохнул и вдруг запел красивым тенором: – «Сильва, ты меня не любишь, Сильва ты меня погубишь… Сильва ты меня с ума сведешь…» – и тут же добавил: – Я буду звонить тебе каждый день.
Сильвия сидела в широком салоне джипа рядом с отцом. Тот держал ее за руку и, изредка заглядывал в лицо.
– Папа, вы мне что-то хотите сказать? – спросила, несколько смущаясь.
– Да. Во-первых, называй меня на «ты». Я же не чужой тебе, девочка. А, во-вторых, я хотел тебе сказать, что ты изменилась. Я уже и не помню тебя без косметики. А так лучше и тебе больше идет. Даже не знаю, как оставлю тебя одну дома? – спросил обеспокоено, незаметно сменив тему.
– А я живу одна? – задала осторожный вопрос и замерла в ожидании ответа.
– Нет, – нехотя ответил отец. – С мужем. Но порой мне кажется, что лучше бы ты жила одна.
– Он не любит меня? – спросила прямо и тут же подумала, что только дети и больные люди могут быть такими непосредственными и им это легко сходит с рук.
В ответ Лев Давыдович тяжело вздохнул и пожал плечами.
– По-ня-т-но, – ответила нараспев и снова спросила:
– А я люблю его?
Лев Давыдович испуганно поднял глаза и, похоже, не сразу нашел, что ответить.
– А что тебе подсказывает сердце?
Сильвия долго молчала.
– Я не знаю его. Даже внешность не запомнила в тот день, когда вы вместе приходили в больницу. Тебя я тоже не знаю, но вижу, что ты любишь меня и желаешь добра. Что-то в душе подсказывает, что ты родной. А о нем я этого сказать не могу. Мое сердце молчит. Похоже, я никого не люблю или не помню, как любила раньше. Это ужасно, – взгляд ее был полон отчаяния и в этом не нужно было притворяться.
– Все будет хорошо, моя девочка. Все будет хорошо, – отец похлопал ее по руке.
– Папа, скажи, если мама умерла, тогда с кем ты живешь?
– Я живу один, – быстро ответил он.
– Ты что же, так больше и не женился?
Он долго молчал, прежде чем ответить.
– Это не так просто. Наверное, я однолюб. Жизнь складывалась так, что я потерял… – он не закончил мысль и сказал другое: – Я почти не бываю дома. И не только потому, что много работаю. Стены давят воспоминаниями. После того, как ты вышла замуж, дом опустел и мне не хочется
– Ты еще совсем не старый и такой красивый, – вполне искренне сказала Сильвия. – Неужели женщины не обращают на тебя внимания?
Он покачал головой и усмехнулся.
– Не буду скрывать, раз уж ты спросила. И в моей жизни частенько случались романы, но это было больше в молодости. Были женщины и серьезные, но я боялся, чтобы тебя никто не обидел. Не хотел, чтобы ты росла при мачехе, а, может, и зря. Сам я тебе не смог заменить мать. Вот и выросла ты незаметно с няньками и гувернантками, а тепла материнского не получила. Наверное, поэтому жизнь у тебя так не складывается.
– Папа, – она с надеждой заглянула в его глаза, – а, можно, я снова буду жить с тобой? Нам будет хорошо вдвоем, тем более что дома меня никто не любит и… не ждет.
– Нет, девочка. Так нельзя. У тебя есть муж. Ну… если уж совсем-совсем не захочется там жить, тогда переедешь ко мне, – сказал ей тихонько на ухо, словно она все еще была ребенком, и добавил громче: – на время.
Сильвия тут же сообразила, что для нее есть запасной ход. Глазки ее озорно блеснули, и она громко чмокнула отца в щеку.
– Э-э, я вижу, ты что-то задумала, – испугался он. – Прошу тебя, Женечка, брось свои фокусы. Пора стать взрослой и серьезной. Ишь, как… Я надеялся, что болезнь тебя изменила, но сейчас понял, что напрасно так подумал, – он укоризненно покачал головой. – Обещай мне…
– Не бойся, папочка, я больше не буду тебя огорчать, – она лукаво улыбнулась и снова поцеловала его в бледную щеку. Это была маленькая победа. Значит, в случае необходимости, она всегда может сбежать от мужа в родительский дом.
Дальше они ехали молча. Лев Давыдович, прикрыв глаза, бережно держал ее пальцы в своей ладони. Это было очень трогательно и просто приятно.
Машина остановилась перед внушительным особняком. Он поразил Сильвию своей объемностью и яркостью белого цвета, что являлось особенным контрастом с темно-коричневой крышей из черепицы. Богатое кованое оформление большого балкона, ворот, дверей и высоких арочных окон в сочетании с темным деревом. Все напоминало какой-то старинный стиль, но какой, она сейчас не могла вспомнить. За домом виднелись тенистые заросли сквера.
Сильвия из машины долго рассматривала чужой и нереальный для ее образа жизни особняк, потом перевела вопросительный взгляд на отца. Он понял ее без слов.
– Это твой дом. Узнаешь?
– Нет. Я его впервые вижу, – сказала правду. – Зачем мне такой большой дом? Это же целый дворец. С ума сойти, столько в нем нужно убирать.
Отец засмеялся и с помощью водителя выбрался из машины.
– Ну, ты сказала. Тут и без тебя найдется, кому убирать. Идем, может, дома ты себя лучше почувствуешь?