Девять смертных грехов. Часть третья
Шрифт:
Дальше Даниэль долго и занудно рассказывал о том, что наша общая задача — двигаться параллельно с левым флангом основной армии, не давая врагам уйти в сторону и прикрывая тех, кому понадобится экстренная помощь. Вернее, прикрывать будет Луиса, ну а мы — следовать за ней и учиться.
— Вы же понимаете, — Даниэль важно поднял палец. — Большинству из вас никогда не подняться до уровня принцессы Астурийской, так что, наблюдая за ней сейчас, вы можете представить себя на вершине будущего могущества. Не упустите возможность, оцените, что у вас есть, чего не хватает, и скорректируйте план развития.
Он раздраженно поджал губы, но вся поза показывала, что отказываться от своих слов никто не собирается. Вот и открылась новая грань оруженосца принцессы: не только зануда и храбрец, но еще и просто хороший человек. Теперь понимаю, почему Луиса держит его при себе.
— Ты как? Готов? — пятая принцесса, долго наблюдавшая за нами со стороны, вопросительно посмотрела на меня.
Я кивнул. Сначала еще опасался, что неожиданно хорошее самочувствие может так же быстро и закончиться, но теперь стало очевидно, что все по-настоящему. Даже в запечатанном виде кровь загонщиц помогла мне восстановиться.
Принцесса еще несколько секунд изучала меня задумчивым прищуренным взглядом, а потом скомандовала выступать. Помимо нее, Даниэля и нашей небольшой компании отряд состоял из сотни идальго, переданных генералом из попавшегося под руку гвардейского полка. Почти все опытные, взрослые, в дорогой броне, они посматривали на нас свысока и держались сами по себе, лишь иногда бросая восхищенные взгляды на Луису. Попасть в отряд принцессы Астурийской считалось большой удачей.
Мы постепенно разгонялись на своих двоих, уходя в сторону от основной армии, которая после завершения сражения уже собралась в боевые порядки и была готова преследовать отступающую нежить.
— Расскажи мне о них, — я чуть отстал, чтобы оказаться рядом с Монашкой, и внимательно посмотрел на девушку.
— О ком ты? — та попыталась отвернуться.
— О тех идальго, с которыми ты служила.
— Они не идальго.
— И плевать, — я продолжал. — Они точно были хорошими воинами, иначе бы не оказались на переднем краю, и также точно были хорошими людьми, иначе бы ты о них не жалела. Отец всегда говорил, что не стоит держать злость, печаль и даже радость внутри, иначе они могут разрушить и самого сильного человека.
— Даже короля? — неожиданно зло усмехнулась Монашка.
— Даже королеву!
— Ты! — девушка покраснела, а потом бросила мне, словно оплеуху влепила. — Ты иногда несешь такую чушь!
— Расскажи мне о них! Так и тебе будет проще их отпустить, и им уйти… — я вернулся к тому, с чего начал.
И на этот раз Монашка больше не сопротивлялась. Сначала нехотя, потом все живее и живее она рассказывала, как ее приняли в отряде. Как признали ее силу, как они сражались вместе и помогали друг другу. Прошла всего пара недель, но война и постоянный риск для жизни сделали их настоящей семьей. И теперь Монашка ее потеряла.
Опять. Дома приказ короля забрал у нее прошлое, здесь — сила рыцаря смерти забрала настоящее. Слова и чувства вырвались из девушки, и с каждой произнесенной фразой ей становилось немного легче. А я смотрел, как тают окутывающие ее призрачные нити. Души ее погибших товарищей, которые питались этой ненавистью и могли
— Это ты хитро придумал, — оценил король-лич. — Хотя было бы проще убить их. Тем более, теперь для тебя это совсем не сложно.
— Они были хорошими людьми, ты же слышал, — я покачал головой. — И после всего они заслужили не полного уничтожения, а покоя. Мне хочется верить, что где-то там, за гранью нашего обычного мира, он точно есть.
Я проводил взглядом еще одну душу, которая после рассказа Монашки превратилась из неясного обрывка в почти человеческий силуэт. Тот самый бородатый старик, что прикрывал спину красноволосой франкийке. Он дольше всех не хотел уходить, даже когда отказался от мести, и только слова, что я присмотрю за девушкой, помогли ему решиться.
После Монашки я поговорил с ее сестрой и Асторгой. Они держались лучше, но и в их отрядах были смерти, и несколько душ невидимыми тенями теперь следовали за ними по пятам. Карлос чуть не погиб во время неожиданного обстрела. Пара ревенантов умудрились подобраться на дистанцию броска камня и, пока их не связали ближним боем, успели размазать несколько десятков воинов. Асторга мог бы оказаться одним из них, но неизвестный идальго из его отряда успел откинуть его в сторону. Карлос до сих пор так и не мог понять, чего тот хотел. Совершить подвиг, показать себя перед семьей гранда… Раньше он бы забыл о подобной мелочи уже через час, но за время нашего знакомства молодой маркиз успел измениться.
— И что ты решил? — спросил я у него, когда он закончил свой рассказ.
— Буду считать, что он хотел моей милости. И заслужил! — Карлос решительно рубанул рукой. — Найду его семью и помогу. И хватит улыбаться!
Асторга выругался и отошел от меня, но я видел, что ему стало лучше. Слова и тем более поступки на самом деле помогают.
У Пустышки была немного другая ситуация. Она старалась держаться, но множество смертей рядом с ней надломили девушку. Она реагировала на все вопросы с запозданием и не могла признаться даже самой себе, что же с ней происходит. В итоге я позвал Монашку и разрешил ей поделиться с сестрой каплями голубой лилии…
— Ловкий ход, — опять оценило мои успехи сердце нежити. — Лепестки королевского цветка Капетингов исцелят ее раны, а заодно напомнят о том, кто она такая. Два в одном.
— Три, — не согласился я. — Еще она вспомнит, что рядом всегда есть самый близкий человек, который никогда ее не оставит.
— Ха! — король-лич почему-то расхохотался. — А тебе не кажется, что ты в последнее время стал меньше махать мечом и больше работать головой? Почти как король…
Я отмахнулся от глупых шуток; оставался еще один человек, с которым мы пока не поговорили. Мария издалека наблюдала за мной с загадочным выражением лица. Тоже странно, но рядом с ней не было мертвых душ, и я решил, что оставлю ее напоследок. Наверно, это была ошибка. Когда я, наконец, подошел к девушке, то в ней почти не оставалось ничего привычного. Гордости, уверенности в себе, силы и готовности ее применить. И как я не заметил этого с самого начала? Потому что просто был так рад видеть Марию, что смотрел на образ из прошлого, а не на настоящее?