Девять унций смерти
Шрифт:
— Собирался, — кивнул фалассец. — Я долго выдумывал этот способ.
— И?
— Можешь мне поверить, я выдумал его, — гордо сообщил фаласский лазутчик.
— Значит, ты вернул меня к жизни… лишь потому, что с твоей точки зрения… я умер недостаточно мучительно? — спросил Шарц. — Ты оживил меня… чтобы убить?
— Разумеется, — безжалостно подтвердил фалассец. — Способ, который придумал я, абсолютно уникален и невероятно мучителен.
— Ну? — Шарцу удалось приподняться и сесть. Может, ему удастся справиться с
— Я решил предоставить тебе право умереть от старости, — нахально улыбаясь, поведал фалассец.
— От старости?
— Вот именно. Что может быть более мучительно, чем медленно надвигающаяся старость? Чувствовать себя дряхлым, никчемным, ни на что не годным старикашкой — есть ли более жуткая и омерзительная казнь? Я оставляю тебя в руках наиболее беспощадного из палачей — в руках твоей собственной жизни, — ухмыльнулся фалассец, вставая. — Ладно, прощай, желаю тебе долгой мучительной смерти!
— И тебе того же, — ответил Шарц. — Кто эта девушка? Она подчиняется тебе?
— Вся храмовая стража подчиняется единому жесту этой… девушки, — ответил фалассец. — Постарайся больше никогда не встречаться с ней, и, быть может, тебе повезет умирать так долго и мучительно, как бы мне того хотелось.
— Ты опять из-за меня что-то нарушил, — покачал головой Шарц.
— Из-за тебя я выжил, — возразил фалассец. — Если б я не утащил у тебя несколько пузырьков с противоядием…
«Так вот куда они делись!»
— А с тобой-то что случилось?
— Получил почетную отставку, — ответил фалассец.
— Она… и тебя, да? — догадался Шарц.
— У нее удивительно приятные губы, — ответил фалас-ский лазутчик. — Ты прости, друг, наши судьбы переплелись столь странным образом, что… думаю мы обязательно встретимся… где-нибудь, когда-нибудь… а теперь — прощай! Спешу.
— Куда спешишь-то? — выдохнул Шарц, не слишком надеясь на ответ.
Но получил его.
— Рассчитываю вернуть жрице ее поцелуй, — ответил фаласский лазутчик. — У нее и правда удивительно приятные губы… одного поцелуя недостаточно для… счастья? — выдохнул он каким-то невероятным тоном.
— Ты — псих, — констатировал Шарц.
— А то я не знаю? — ухмыльнулся фалассец.
Мальчишка ловко отодвинул ставень, и оба фаласских лазутчика выскользнули в ночь.
— Хотел бы я знать, где эти хваленые марлецийские секретные агенты? — выдохнул Шарц, делая попытку подняться. — Когда не надо — они, как мошкара, толкутся, зато когда в кои-то веки в них образовалась надобность… вот честное слово, я им за это в ихнем экземпляре книги чертей голозадых нарисую заместо иллюстраций!
В соседнем трактире играла музыка. Уверенный баритон певца легко вел сложную красивую мелодию. Марлецийская баллада сменилась зажигательной
«Ого! Не иначе из самого Реймена музыканты пожаловали!» — подумал Шарц, слыша, с какой легкостью справляется с труднейшими пассажами певец и как лихо, едва касаясь бренного мира, вторит его голосу скрипка. А яркая, как весенняя капель, дробь барабана, а звонкая радостная лютня, а хрипловато-насмешливый бас…
Ледгундцы опаздывали. Шарц сидел в трактире под скромным названием «Марлецийские Сладости» уже десять лишних минут и съел ровно на два пирожных больше, чем собирался.
«Смешней всего, если этих ледгундцев именно сегодня задержала стража!» — подумал Шарц, заказывая еще одно пирожное.
«Эдак я и в самом деле растолстею!»
Кто-то открыл дверь. Пение приблизилось, стало громче.
«И повезу ее домой!» — победно долетело до Шарца.
Дверь хлопнула, закрываясь, и Шарц спиной почувствовал — пришли. Вошли не через центральный вход, лицом к которому он сидел, через черный.
Шарц повернулся и привстал, встречая гостей.
Тот самый ледгундец, с которым Шарц договаривался, — командир, рядом с ним два крепких коренастых парня, по всему видать — воины, и тощий жилистый юноша, почти мальчишка, позади всех.
— Прошу, присаживайтесь, — пригласил Шарц, указывая на свой столик.
— Благодарю, — один за всех поклонился командир ледгундцев.
Сели.
— Это он, — командир ледгундцев кивком указал на парня.
Тот, и без того напряженный, напрягся еще сильнее.
— Это она, — сказал Шарц, выкладывая на стол книгу.
Командир ледгундцев указательным пальцем пододвинул книгу мальчишке.
— Это действительно она? — быстро спросил он на ледгундском.
— Это она, — сказал мальчишка, быстро перелистав книгу.
— Ты не ошибся? — спросил ледгундец.
— Нет, учитель, — ответил мальчишка. — Это и в самом деле она.
— А это и в самом деле — он? — вопросил Шарц, глядя на мальчишку.
— Я еще не сошел с ума — врать такому, как вы, сэр, — ответил командир ледгундцев. — Но доказать…
— Можно, — сказал Шарц. — Можно доказать. Мой опыт лазутчика говорит, что скопировать и подделать можно все, кроме…
Шарц взял красиво свернутую салфетку, развернул, протянул мальчишке. Достал из кармана огрызок карандаша.
— Будь добр, нарисуй мне… ну, меня например, — попросил он.
— Я… очень слабый рисовальщик, господин, — тихо ответил мальчишка. — Если вы о тех картинах, которые в книге, то я их всего лишь копировал, не более…
— Ну, а теперь скопируй меня, — настаивал Шарц. — Я же не прошу, чтоб ты изобразил мне шедевр! Карандашом на салфетке шедевры не делаются, это и дураку ясно. Да и не такой уж я красавец, чтоб из меня шедевр делать. Нарисуй, как сможешь… Как тогда рисовал. Просто скопируй, и все. Сможешь?