Девять веков юга Москвы. Между Филями и Братеевом

Ярославцева Светлана И.

После скоропостижной смерти в ноябре 1796 г. Екатерины II на российский престол вступил ее 42-летний сын Павел Петрович. С юношеского возраста цесаревич увлекался историей рыцарства и высокими воинскими подвигами. Его идеалами были рыцарские добродетели: мужество, великодушие, защита слабых и обиженных. Поэтому орден рыцарей-госпитальеров Св. Иоанна Иерусалимского, известного более под именем Мальтийского, не только интересовал Павла, но и снискал к себе его особое расположение. По вступлении на престол император Павел с энергией принялся за укрепление ордена. Вскоре он заключил выгодную для ордена конвенцию, принял специальное посольство от Великого магистра ордена и после торжественной аудиенции объявил о своем намерении учредить российское приорство. Со временем он хотел создать в России рыцарское сословие, наподобие того, какое существовало некогда в Западной Европе. А когда Наполеон занял Мальту и французские революционные власти объявили орден распущенным, рыцари, собравшиеся в Петербурге 15 августа 1798 г., признали прежнего Великого магистра недостойным носить этот титул и постановили просить Павла о принятии

им звания Великого магистра всего ордена. Павел с радостью согласился принять этот сан и принялся за организацию ордена в России, издав для этого ряд указов и манифестов.

В частности, для российских дворян, кавалеров ордена, были созданы 98 государственных командорств Великого Российского православного приорства, в котором Великим приором являлся цесаревич Александр. А с теми, кто пожелал учредить личное командорство, были заключены договора о родовом командорстве. Имение, потребное для учреждения родового командорства, должно было приносить не меньше 3 тыс. руб. дохода, с которого в казну ордена ежегодно платилось по 10% пошлины, причем на учреждение родового командорства каждый раз испрашивалось высочайшее разрешение. Родовые командорства были наследственными; вместе с правом владеть родовым командорством к наследнику учредителя переходило и право носить командорский крест (золотой восьмиугольный крест, покрытый белой финифтью) и соответствующий мундир.

Мальтийские кресты

К исходу августа 1799 г. около трех десятков знатных дворян заключили соглашения об учреждении родовых командорств. Среди них был и обер-провиантмейстер Петр Бекетов, который с тех пор стал командором [575] .

Петр Петрович был известен как благотворитель бедных. Из своих имений он отпустил в свободные хлебопашцы 6000 душ крестьян, и около 6000 душ определил тоже в вольные, с тем условием, чтобы они платили небольшую сумму на богоугодные заведения [576] . Попечителями этого повеления он определил детей своего двоюродного брата Аполлона Николаевича Бекетова. И хоть Петр Петрович дружил с его сыном Александром Аполлоновичем, впоследствии в наследство племяннику досталось лишь немного крестьян, данных Петром Петровичем еще при жизни.

575

Милославский Ю. Странноприимцы. Православная ветвь Державного Ордена рыцарей-госпитальеров Св. Иоанна Иерусалимского. СПб., 2001. С. 166.

576

Сборник исторических и статистических материалов Симбирской губернии (биографические очерки некоторых замечательных уроженцев Симбирской губернии). Симбирск, 1868. С. 190.

Такое распределение имения встревожило его знатных родных. Они хотели учредить над ним фамильную опеку, но командор Петр Петрович Бекетов в 1823 г. написал письмо государю Александру I, недавнему Великому приору Великого Российского православного приорства. В письме Бекетов объяснял, между прочим, что отпуск крестьян на волю есть его молитва к Богу за род Бекетовых. Представить прошение государю и дать потребные объяснения он поручил своему другу Сергею Николаевичу Глинке. Был при этом также камергер и командор князь Александр Николаевич Голицын, коротко знакомый с Бекетовым. Голицын еще недавно (до 1805 г.) владел соседним с Зюзином селом Троицким-Черемушками, на землях которого с 1798 г. находился загородный дом матери Петра Петровича, который она впоследствии передала его брату Ивану. Князь, судя по всему, стал командором одного из 98 государственных командорств и по-соседски поддержал Петра Бекетова при учреждении его родового командорства. И в прошении Бекетова к государю он тоже защищал гонимого. Государь император Александр I спросил Глинку, сам ли Бекетов писал представленное письмо; г-н Глинка подтвердил и услышал резолюцию: «Я тебе верю, успокой Бекетова, что над ним никогда опеки не будет».

Надо отметить, что Александр I в течение двух лет после кончины Павла I в марте 1801 г. являлся протектором ордена, но потом сложил с себя это звание и рядом распоряжений ограничил деятельность ордена. Католическую ветвь ордена он постепенно вытеснил за переделы Российской империи, а огромные средства ордена, предоставленные своему детищу императором Павлом, взял в казну, которая при начале его царствования была крайне истощена. За православным приорством в России сохранялась роль скорее исторически-ритуальная, ордену отдавалась дань уважения, исконные правила касательно его устройства никогда и никем не нарушались. Никто из самодержцев российских не помышлял об уничтожении или роспуске ордена. Когда после Октябрьской революции 1917 г. наследники командоров и кавалеров ордена оказались в изгнании, они постарались объединиться, чтобы сберечь для будущих поколений идею христианского рыцарства. В 1928 г. в Париже собирался Союз потомков родовых командоров, чтобы упорядочить свои дела. В 1970-х гг. деятельность Союза переместилась из Европы в США. Фамилия Бекетова в 1914 г. имелась в орденских архивах, однако среди основателей парижского союза Бекетовых не оказалось. Петр Петрович Бекетов был холост, и командорство никто из родни не наследовал.

В своей книге воспоминаний М.А. Дмитриев, племянник И.И. Дмитриева, не раз гостивший в доме Ирины Ивановны, посвятил немало строк всем членам обширного

семейства. Вот что он писал о братьях: «Иван Петрович, действительный член того же общества [ОИДР. – С.Я.], занимался преимущественно историей и ботаникой; у него на даче за Серпуховской заставой был прекрасный зимний сад, составленный из трех отделений, по различным климатам жарких поясов, где находились в группах деревья Южной Америки, Индии и Африки. Переход из дома в этот сад составлял птичник, в котором были насажены уже наши отечественные деревья. У него тоже была отборная и огромная библиотека... Младший брат Петр Петрович был совсем не похож на старших ни умом, ни познаниями. Отец их, заботившийся о воспитании старших и отпустивший их на службу в Петербург, не хотел учить младшего, говоря, что от тех никакой нет подпоры в старости, что им, как ученым, с ним скушно, оттого и живут далеко, а что этого сына он готовит на утешение своей старости. Взяли мадам, поучили его немножко по-французски, да тем и кончилось. Потом записали его в гвардию и перевели с чином в провиантскую комиссию, где он ничего не делал... Тут он присватался как-то к дочери Кутузова (потом князя Смоленского) и был помолвлен. Кутузов выпросил ему камергерство, что давало тогда генеральство. Но открыли, что он глуп и ревнив, и отказали. Дочь вышла после за Хитрова, а он, никогда не служа, вышел в действительные камергеры, то есть, по-нынешнему, в действительные статские советники. Он строил, не имея понятия об архитектуре, имел инструментальную, вокальную и роговую музыку, был человек очень добрый, раздавал много денежных награждений и пенсий...» [577]

577

Дмитриев М.А. Главы из воспоминаний моей жизни. М., 1998. С. 60.

Впрочем, и умница Платон Петрович, служа еще в гвардии, тоже разорился, наделав долгов, которые отец отказался оплачивать, и только после его смерти Ирина Ивановна заплатила долги пасынка – более 100 тыс. руб.

Когда после кончины Ирины Ивановны Бекетовой ее наследство должны были разделить между собой два ее сына – статский советник и кавалер Иван Петрович и действительный камергер и командор Петр Петрович, – полюбовно они не договорились. Петр Петрович обратился к медиаторам (посредникам), недовольный бездействием брата: «После шести недель следовало бы приступить к разбирательству бумаг и к дележу – но вместо сего брат прислал мне при письме сведение о недвижимом имении, а о движимом я от него извещен не был. Не знаю, сколько денег по вложениям долгу в товаре, меди, железа и прочего. И посему всепокорнейше прошу... войти в разбирательство между нас с братом моим и принять со стороны в справедливости Ваше участие... и разделить нас на основании законов» [578] .

578

ЦИАМ, ф. 4, оп. 2, д. 22, лл. 15–20.

Посредники поручили Ивану Петровичу составить перечень двух частей имения, разделив его поровну, а Петру Петровичу предоставлялось право выбрать любую из этих частей. Петр Петрович выбрал вторую часть, в которой главным был: «Завод Богоявленский медный, со всеми к нему принадлежащими деревнями и землями, также и всеми рудниками... крестьян при заводах и деревнях по последней ревизии написано 1201 душа...» Кроме завода, в эту часть входили еще селения, среди которых были «Московской губернии и уезда село Борисовское, Зюзино тож, и деревня Изютина, в которых за исключением отпущенных на волю: семейства Ивана Кирилова и вдовы Ирины Егоровой, и дворовых людей 52 душ, особо в раздел положенных, останется по последней ревизии написанных 135 душ, доходу получается 3015 руб.». Приписанные к селу Борисовскому 52 дворовых человека были разделены между братьями пополам и перечислены поименно в первой и второй частях.

Иван Петрович после раздела вывез доставшихся ему дворовых людей в свои владения.

По приговору господ медиаторов, утвердивших раздел наследства между двумя братьями (июнь 1824 г.), Петр Петрович Бекетов стал владельцем села Борисовского и деревни Изютино [579] . Полотняная фабрика, которая работала тогда при селе Борисовском, досталась Петру Петровичу, а суконная при селе Лаишевке – Ивану Петровичу. Последнему отошли и два железных завода, и каменный дом матери в Москве на Пречистенке. Половину стоимости дома – 80 000 руб. – Петр Петрович получил ассигнациями.

579

ОПИ ГИМ, ф. 398, д. 1, лл. 61–64.

Судьи-медиаторы в июне 1824 г. утвердили и раздельный акт движимого имущества, однако этот раздел затянулся надолго. Петр Петрович, не согласный с действиями брата Ивана Петровича, подал в июне 1824 г. прошение в Московский уездный суд. Но Иван Петрович винил в затягивании раздела Петра Петровича и в поданном от себя сведении в суд «объяснил, что он, со своей стороны, не только не имеет выгоды медлить с окончанием раздела движимого имения потому, что от неокончания оного и находящаяся в конторе сумма в 90 000 руб. не приносит ему ни малейшей пользы, из числа ж сей неразделенной суммы означенному брату его Петру Петровичу Бекетову не принадлежит ни полушки потому, что он пожертвовал ими в пользу петербургских жителей, потерпевших от наводнения». Можно сказать, старший брат недвусмысленно заявил, что младшему не на что претендовать при этом разделе. Просвещенный Иван Петрович умел находить общий язык с властями, а рассерженный на брата Петр Петрович не хотел идти с ним на мировую.